Жена-22 - Мелани Гидеон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
19:12 Проверяю, который час.
19:20 Захожу на Фейсбук с мобильного. Новых статусов нет, он не в Сети.
19:25 Заказываю чай с лимоном. Конечно, я бы предпочла кофе, но боюсь запаха изо рта.
19:26 Проверяю Фейсбук.
19:27 Еще раз проверяю Фейсбук.
19:28 Включаю и выключаю телефон.
19:42 Чувствую себя женщиной среднего возраста.
19:48 Отправляю ему сообщение.
Мы договаривались на семь или на восемь? Может быть, на восемь? Так или иначе, я уже на месте!
20:15 Ты дура, идиотка, тупица.
На ободке чашки след от помады. Смотрю на свои эспадрильи. Я начинаю дрожать – от пальцев ног и вверх до плеч.
– Вы нормально себя чувствуете? – через минуту участливо спрашивает официантка.
– Все хорошо, все хорошо, – бормочу я.
– Вы уверены?
– Я просто только что узнала плохие новости.
– О боже. Мне так жаль. Могу я чем-нибудь помочь?
– Нет, спасибо.
– О’кей. Но, пожалуйста, не стесняйтесь, зовите меня, если вам что-нибудь понадобится. Все что угодно. – Она торопливо отходит.
Я сижу за столом, закрыв голову руками. Внезапно звенит телефон. Сообщение от Джона Йоссариана.
...
Мне ужасно жаль. Случилось нечто непредвиденное.
Я потрясенно вглядываюсь в слова. О’кей, о’кей, о’кей. Что-то помешало ему прийти. Но кем он себя возомнил, чтобы так со мной поступать? Я колеблюсь между отчаянным желанием поверить и порывом послать его ко всем чертям, но, прежде чем успеваю решить, выстукиваю:
...
Я волновалась, что с вами что-то случилось.
Почти сразу же телефон снова звенит.
...
Огромное спасибо за понимание. Я с вами не играю. Больше всего на свете я хотел быть там. Вы должны мне верить.
Я поднимаю глаза от мобильника. Кафе опустело. Очевидно, никто не хочет “чая и не только” после восьми вечера. Я несколько раз читаю два последних сообщения. Хотя он сказал именно то, что должен был сказать, я никогда не чувствовала себя более одинокой. Правда ли у него что-то случилось? Он вообще собирался приходить? Или передумал в последнюю минуту? Может, он решил, что лучше общаться на расстоянии. Что встреча со мной настоящей испортит его фантазии. А как насчет моих фантазий? О том, что где-то в мире есть мужчина, который меня понимает. Тот, кто не может перестать обо мне думать. Тот, что дал мне почувствовать себя женщиной, по которой можно сходить с ума. А что, если на самом деле Исследователь-101 – какой-нибудь тупой извращенец, который ловит кайф от соблазнения жалких одиноких женщин средних лет?
Я слишком раздавлена, чтобы лгать. Я набираю:
...
Я тоже больше всего на свете хотела, чтобы вы были здесь.
Нажимаю “Ответить” и отключаю телефон.
20:28 Сажусь в машину.
20:29: Еду домой.
20:40 Подъезжаю к дому.
20:41 Отпираю парадную дверь.
20:42 “Элис? – кричит Уильям. – А мы тебя ждем. Давай скорее к нам”.
20:44 При звуке его голоса меня переполняет чувство вины и, кое-как изобразив улыбку, я иду в гостиную.
– Ты очень вовремя, Элис, ты как раз нас рассудишь, – улыбается мне Банни, когда я вхожу в комнату.
Банни так уютно устроилась в раскладном кресле, что ка жется, она сидела в нем всю жизнь. Ее перевязанная босая нога с выкрашенными в веселый мандариновый цвет ногтями покоится на подушке. Даже раненая, она может служить моделью для плаката, рекламирующего красивое старение. Сейчас ей уже, должно быть, за шестьдесят, но она как никогда хороша.
– Банни, мне ужасно жаль, что так получилось с твоей ногой.
– Ерунда, – говорит Банни. – Мы с Джампо уже практически подружились, правда, Джампо?
Джампо свернулся клубком на коврике в углу. Услышав свое имя, он поднимает голову.
– Плохой, гадкий пес, – упрекаю я его.
Он негромко рычит и снова укладывает голову на сложенные лапы.
Джек встает – он такой долговязый и веснушчатый. Он похож на полосатого кота – персикового со сливками, как Кэролайн. Джек всегда ко мне очень хорошо относился, несмотря на то что я никогда не была с ним так близка, как с Банни. Он почти прописался в Блю-Хилл, когда ставили мою пьесу – он любил называть себя “на-все руки-Джеком” для личного пользования Банни.
– Садись на мое место, Элис, – говорит он.
– Здесь, рядом со мной, – говорит Уильям, хлопая по дивану.
Я не могу заставить себя на него взглянуть.
– Все нормально. Я посижу на полу.
Джек поднимает брови.
– Нет, я действительно обожаю сидеть на полу.
– Это правда, – подтверждает Уильям. – Очень часто Элис сидит на полу, даже если все кресла свободны.
– Мне тоже нравилось сидеть на полу. Пока мои суставы не стали возражать, – говорит Джек.
– Ты сегодня принимал свой кардиоаспирин? – вспоминает Банни.
– Аспирин не имеет отношения к суставам, – говорит Джек.
– Да, любовь моя, но он имеет отношение к сердцу, – говорит Банни.
Я уже забыла, что Банни называет Джека “любовь моя”. Это нежное обращение всегда казалось мне ужасно романтичным. После того как эпопея с “Барменшей” завершилась, я вернулась домой в Бостон и попробовала называть Уильяма “любовь моя”, но это казалось слишком претенциозным. “Любовь моя” – это надо заработать или с этим родиться. Я бросаю взгляд на Уильяма, он весело улыбается в ответ, и я чувствую, что меня начинает мутить.
– Несколько месяцев назад у Джека были проблемы с сердцем, – поясняет Банни.
– Ничего себе! Что-то серьезное? – спрашиваю я.
– Да нет, – говорит Джек. – Банни напрасно поднимает такой шум.
– Это называется “Банни заботится о тебе”, – говорит Банни.
– Пока что ее забота проявилась в том, что она убрала с моего айпода Рианну и заменила ее на Верди.
– Ты слушаешь Рианну? – изумляюсь я.
– Он так громко включал свою музыку, – говорит Банни. – Глухота и больное сердце – это для меня уже чересчур.
– Как тебе не стыдно, – говорит Джек. – Небольшая глухота – не самая плохая вещь для брака. – Он подмигивает мне.
– Элис, – восклицает Банни. – Вы только посмотрите на нее! Ты прямо цветешь! Сорок лет – чудесный возраст. Пока ты еще там не села, подойди ко мне и давай поздороваемся как следует.