Я исчезну во тьме. Дело об «Убийце из Золотого штата» - Мишель Макнамара
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ПОЛ ХОУЛС: Итак, здесь мы имеем эпизод, произошедший через двадцать два часа после эпизода в Модесто. А в Модесто – того странного человека, которого забрали в аэропорту, высадили возле стройки, и он якобы направился к дому жертвы.
МИШЕЛЬ: А что в нем было странного, в этом человеке?
ПОЛ ХОУЛС: Таксист рассказал, что при нем была только сумка. Он сказал: «Отвезите меня к “Силвэн энд Медоу”». А потом: «Высадите меня прямо здесь». Вышел и направился туда, где, по словам таксиста, ничего не было, только дома строились. А потом следующее нападение… и у нас есть связь с аэропортом.
МИШЕЛЬ: Я все пытаюсь представить, у какого человека может быть такой самолет. Самолет ведь маленький?
ПОЛ ХОУЛС: Ну, маленький самолет открывает большие возможности. Знаете, те застройщики использовали многоместные корпоративные реактивные самолеты. Если же речь о хозяине маленького самолета, то есть не о миллионере и не о человеке с огромными средствами, но у него тоже есть…
МИШЕЛЬ: Ага.
ПОЛ ХОУЛС: Так вот, когда спрашиваешь застройщиков: «Если бы у вас был участок для застройки на другом конце штата, вы бы летали туда на самолете?» Они отвечают: «Да, летали бы. Летать самолетом очень дорого, но это вопрос престижа. Мы же хотим, чтобы нас считали преуспевающими, потому что у нас есть свой реактивный самолет. И мы иногда летали бы туда на нем, чтобы посмотреть, как строятся наши владения».
МИШЕЛЬ: Верно. Хм. А не было ли в каких-нибудь других эпизодах признаков связи с самолетом? Ну, например, не было ли у него навигационных приборов?
ПОЛ ХОУЛС: Нет, не припоминаю.
Хоулс ищет дом третьей жертвы в Дейвисе. Нападение номер тридцать семь произошло 6 июля 1978 года в 2.40 ночи. Потерпевшая, женщина тридцати трех лет, недавно разъехалась с мужем и лежала в постели одна, ее сыновья спали в другой комнате. НСВ пользовался ими как рычагом давления, угрожая убить их, если она не сделает то, что он скажет. Изнасиловав жертву вагинально и анально, НСВ принялся всхлипывать. За этим эпизодом последовал трехмесячный перерыв, после которого НСВ снова появился на востоке области залива Сан-Франциско.
ПОЛ ХОУЛС: Это был угловой дом. То есть последний в ряду. Кажется, этих домов тогда здесь еще не было. И тех, что позади, – тоже. А возле школы велась стройка. Итак, нападение было совершено здесь. В этих краях много строили… Вот он. Так… эту жертву подвозила на машине предыдущая жертва из Дейвиса.
МИШЕЛЬ: Ого, столько мест преступления гораздо ближе одно к другому, чем я думала. То есть некоторые далеко, но… в общем, интересно.
ПОЛ ХОУЛС: Точно. Ну, окрестности. Он знакомился с окрестностями. Данвилл очень компактный. Конкорд. Уолнат-Крик.
МИШЕЛЬ: Конечно, в смысле, Ранчо-Кордова… разве там не было рядом?
ПОЛ ХОУЛС: Да. Пусть и не совсем рядом, на расстоянии квартала. Через дом.
МИШЕЛЬ: Верно. То есть если идешь без штанов, значит, ты или живешь здесь, или рядом стоит твоя машина. Или ты вроде как спятил. Или все вместе.
ПОЛ ХОУЛС: Знаете, один тип, на которого я потратил уйму времени, серийный убийца Филлип Хьюз, в своих беседах с психиатром признавался: в старших классах он убегал из дома среди ночи – родители об этом понятия не имели, – голый забирался в соседские дома и воровал женскую одежду.
МИШЕЛЬ: И это было еще до того, как он стал прибегать к насилию?
ПОЛ ХОУЛС: Насколько нам известно, да. Он убивал животных. Ну, знаете… вся эта триада серийного убийцы [теория, согласно которой издевательства над животными, поджоги и энурез, кроме случающегося в раннем детстве, – признаки, указывающие на то, что ребенок вырастет склонным к сексуальному насилию].
МИШЕЛЬ: Да.
ПОЛ ХОУЛС: Но это было еще в старшей школе. Думаю, в этом есть определенное… удовольствие – выйти из дома без одежды.
МИШЕЛЬ: Да.
ПОЛ ХОУЛС: И потом, возможно, были и практические соображения, понимаете? Допустим, это его первое нападение, и он думает: «А как же быть со штанами? Просто не буду надевать их. Не хочу, чтобы они мешали».
МИШЕЛЬ: Ага, вот почему меня заинтересовало, что во многих случаях он убивал жертв тем, что попадалось под руку.
ПОЛ ХОУЛС: Ага. У него было оружие, но, когда он забивал жертв насмерть, он пользовался тем, что оказывалось на месте.
МИШЕЛЬ: А есть какие-нибудь отличительные черты у убийц, которые забивают жертв, от тех, которые поступают иначе?
ПОЛ ХОУЛС: Ну, забить насмерть и зарезать – в сущности, одно и то же. Знаете, это очень личное. Ты выплескиваешь всю жестокость и гнев на одного человека. Насчет удушения… Избиение голыми руками или удушение – все это…
МИШЕЛЬ: Значит, все, что делаешь руками, – это как бы одно и то же?
ПОЛ ХОУЛС: Да, одно и то же. В отличие от убийства из огнестрельного оружия – оно менее личное. И это легко. Убить, выстрелив из пистолета, может кто угодно. Издалека убить можно. Но физическая конфронтация с человеком – это уже личное. Знаете, мне случалось читать об убийцах, которые смотрели жертве в глаза, пока душили ее…
МИШЕЛЬ: Да…
ПОЛ ХОУЛС: Знаете, такие чувствуют себя равными Богу, потому что, по сути дела, от них зависит, будет жертва жить или умрет.
Мне не доставляет никакого удовольствия вторая чашка мерзкого кофе в кафе Кингсберга, штат Калифорния, в двадцати милях к юго-востоку от Фресно, – я пью его, слушая объяснения загадки, над которой годами ломала голову. Фред Рэй, дающий мне эти объяснения, – рослый, немногословный и говорит слегка в нос, как и подобает потомку нескольких поколений фермеров из Калифорнийской долины. Когда Рэй не жестикулирует своими длинными пальцами, чтобы подчеркнуть мысль, он складывает руки на груди, словно ученый. Его каштановые, почти без седины волосы на зависть густые и пышные для отставного детектива, отвечающего на вопросы о двойном убийстве тридцатипятилетней давности, которое он когда-то расследовал. Когда Рэй явился со своим потрепанным портфелем и гнусавым выговором времен Пыльного котла, у меня сложилось о нем не самое лестное впечатление. Ему хотелось встретиться пораньше, до того, как закончатся уроки у старшеклассников, объяснил он мне, но я не заметила ни единого посетителя моложе семидесяти в крошечном кафе на полдесятка столиков из толстого прозрачного пластика, с полками, уставленными шведскими безделушками (Кингсберг называют «Малой Швецией»), и узкой стеклянной витриной с разложенной в ней вразнобой выпечкой. Двое из немногочисленных посетителей кафе – жена Рэя и его пастор, который спрашивает, откуда я, хоть меня и не представили как гостью из другого города. Я отвечаю, что из Лос-Анджелеса.
– Добро пожаловать в штат Калифорния, – говорит пастор.
Но мое мнение о Рэе разом меняется с началом нашего разговора, когда он рассказывает, как служил детективом в управлении шерифа округа Санта-Барбара, особенно как допрашивал одного трудного подростка. На первый взгляд дети, преимущественно белые мальчики, почти не представляют угрозы. Неспешный темп жизни в приморском городке, населенном потомками финансовой аристократии, передается им, даже если они живут не в фешенебельном Хоуп-Ранч с его дорожками для верховой езды и частным пляжем, а в трейлерном парке на Холлистере. Все эти Гэри и Киты, лохматая шпана конца 1970-х, начинали учиться в старших школах Дос-Пуэблос или Сан-Маркос, но так и не заканчивали их. Они утаскивали выброшенные кресла на плантации авокадо и прятались там, покуривая выращенную в здешних краях травку. Целыми днями они болтались на пляже Хаскелс-Бич, по вечерам собирались вокруг костров, пьяные и уверенные, что здесь им ничто не грозит: они знали, что копы ни за что не станут спускаться с заросших полынью и кустарником утесов, чтобы разогнать пляжную тусовку. Проблемы, которые с ними возникали, были пустяковыми. Мелкими неприятностями. Однако Рэй выяснил, что все больше таких ребят втягивались в довольно жуткое занятие, которое они держали в тайне даже друг от друга: им доставляло удовольствие вламываться в чужие дома среди ночи.