Европейское турне Кирилла Петровича - Михаил Александрович Елисеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ах, это, – она кивнула своим мыслям. – Я пошла вслед за Софьей. А она пошла к себе в каюту. Я сидела тут, у себя, ведь Софья могла в любой момент позвать меня к себе. Но потом пришёл Илья Иванович и сказал, что мне выделили место в комнате отдыха. Он знал, что я давно хотела послушать, как играют автоматоны. Но ведь там были только высокородные дамы, а я… простая…
– Полноте вам, дорогая, – Кирилл Петрович похлопал её по руке. – И вы сразу пошли в комнату отдыха?
– Нет. Пока я собиралась и переодевалась во что-то более приличное… а потом, когда я вышла в коридор, то хотела постучаться к Софье, чтобы спросить, не нужно ли ей чего. Но там я встретила этого молодого человека. Грузинского князя. Он явно направлялся в комнату к моей воспитаннице. От него исходила некая опасность, а я не знала, как защититься в случае чего. Я была готова закричать. Хотя, сказать по чести, что я со своими старыми костями могла противопоставить этому молодому хищнику?
– И что же князь? – спросил Кирилл.
Старушка посмотрела на собеседника, ответив:
– Он будто испугался того, как я посмотрела на него. Мы с минуту постояли друг напротив друга. А потом он ушёл. И я вслед за ним пошла в комнату отдыха. И совершенно забыла о том, что хотела постучаться к Софи.
– То есть, вы так и не поворачивались к её двери? – уточнил мужчина. – И не видели её ручку?
– Нет. Зачем? – изумилась Анна Илларионовна.
– Возможно, вы могли увидеть трость, которая подпирала ручку её каюты.
Нянечка неожиданно замерла, уставившись в стену. Она едва не выронила из рук небольшой несессер со швейными принадлежностями, который передвигала из одного угла чемодана в другой:
– То есть… вы хотите сказать… если бы я всего лишь повернула голову, то спасла бы свою девочку? Мою Софи?
Она готова была расплакаться, руки затряслись:
– Если бы я увидела эту злосчастную трость и убрала её, то Софи была бы ещё жива? – голос её задрожал. – О Господи, почему я не повернулась?!
Кирилл Петрович обнял старушку, позволив ей выплакаться на его груди.
– Неисповедимы пути господни. Я не утверждаю, что трость уже была там. Скорее всего, её там на тот момент не было. Ну-ну, успокойтесь, дорогая моя.
Анна Илларионовна отошла на шаг, вернувшись к чемодану. Она вынула оттуда платок и провела им по уголкам глаз.
– Ведь ей было всего лишь восемнадцать лет. Весь мир ждал её. – Нянечка посмотрела в небольшое зеркало, висящее на стене. – Что она увидела за это время?
«Бескрайние просторы Российской Империи, Франция, Великобритания, полёт на самом роскошном дирижабле современности и плавание на самом большом пассажирском судне. Помимо этого, восторженные взгляды и влюблённые вздохи десятков молодых юношей. Не так уж и мало. Многим и этого не перепадает»
Кирилл Петрович уже собирался выходить, но что-то ему показалось подозрительным:
– Скажите, а вы всё это время…, – он смотрел на то, как Анна Илларионовна уже в который раз стала перекладывать вещи Софьи, – …были здесь? Не выходя из каюты? Что вы делаете?
– Я собираю вещи Софи. Знаете, она любила порядок. – На лице старушки промелькнула тень улыбки. – И теперь мне ничего не остаётся, кроме как наводить порядок в её вещах. Но почему-то всегда что-то идёт не так. И я всё переделываю. – нянечка повернулась к нему. – Я каждые три-четыре часа спускаюсь в лазарет к Илье Ивановичу. Отношу ему еду. Но он почти ничего не ест. Впрочем, как и я.
«Граф. Стоит ли мне поговорить с ним? Это разбередит душевные раны. И не сочтёт ли он это оскорблением чувств скорбящего отца? Посмотрим»
Разговор с Ильёй Ивановичем не шёл. Стараясь быть деликатным, Кирилл начинал вопросы издалека. Но на каждый конкретный граф отвечал «не знаю» и «не помню».
Он не помнил, брал ли с собой трость на ужин.
Он не знал, имела ли Софи обыкновение запирать каюту на ключ.
Он не помнил, почему задержался перед ужином.
Он не знал, как работает темперметр.
Поговорив с судовым врачом, Кирилл получил подтверждение слов Дадиани о том, что граф в ту же ночь выходил из лазарета и поднимался к нему, чтобы устроить ссору. Кроме этого момента, Илья Иванович безвылазно находился в лазарете, у тела покойной дочери.
«Становится всё интереснее и запутаннее»
Вернувшись в свою каюту, Кирилл Петрович почти до самого полудня делал записи в своих бумагах. Всё, что ему говорили эти четверо людей, было тщательно записано, слово в слово. Ничто не ускользнуло от внимания мужчины.
Неожиданно появившиеся Николай Григорьевич и Семён Михайлович в компании с Сиволапом незамедлительно потребовали подробностей ведения дела.
– А то ведь леди Бичем мне буквально ходу не даёт. Всё расспрашивает о том, как продвигается расследование, – смутившись, ответил консул Позумцев, поправляя съехавшее на кончик носа пенсне. – А от моих ответов зависит её расположение ко мне.
Кирилл вручил им исписанные бумажные листы:
– Извольте почитать сами, но из каюты ни в коем случае не выносите, – он поднял вверх указательный палец. – Мне надо ещё подумать.
Словно некую ценную реликвию, консул и учёный взяли в руки листы, и ушли на половину Позумцева, где в компании с Сиволапом провели целый час, читая и перечитывая написанное, делясь мыслями и в дружеских спорах едва не переходя на повышенные тона.
Сам Кирилл, закрыв глаза, лёг на кровать и стал думать. Он уже в общем плане представлял себе перемещения по кораблю всех четверых подозреваемых в тот вечер. Но вместе с тем в этом деле было много белых пятен. И основная причина этих пятен – это Илья Иванович. Его многочисленные «не знаю» и «не помню» рушили всю логичность произошедшего. Хотя его поведение легко объяснялось шоком после трагедии и потерей близкого человека. Если перемещения подозреваемых людей ещё можно было как-то проследить, то свидетельствам графа не было никакой веры.
Около часа дня оба мужчины постучались к Кириллу, и положили листы бумаги на стол.
– Любезный, скоро обед. Вы не желаете? …
– Нет, простите, – Кирилл махнул рукой. – Мне надо подумать.
– Приносим извинения. Не будем мешать.
Кирилл слышал, как мужчины в компании с автоматоном прикрыли дверь в его комнату, вышли из гостиной и закрыли входную дверь. Ещё почти час была полная тишина, наполненная лишь мыслями в его голове. Затем постучались. Потом ещё дважды. Кириллу пришлось встать и выйти в гостиную, чтобы