Архимаг ее сердца - Оливия Штерн

Когда стащил куколку Энолы Дампи из игрового домика своей дочки, понял, что пора бы с этим завязывать. И опять – не смог. Умудрился врасти в свою женщину, словно деревце в каменистую почву. Или Энола вросла в него. Теперь уж не разобрать.

…Орвил Дей Флодрет замер за столом, глядя на стоящую перед ним темноволосую куколку с смешным длинным носом и широко распахнутыми зеленоватыми глазами. Очнувшись, он сообразил, что уже давно вечер, и что наверняка уже можно поужинать, и что неплохо все-таки навестить свою невесту, но… Не хотелось к ней идти. Она ведь по-прежнему принадлежала не ему, и, женись он на ней, ничего не изменится. Алайна будет продолжать любить своего магистра, а ему, королю, будут доставаться какие-то жалостливые объедки.

Он легонько щелкнул куколку по носу.

– Я думал, мы доверяем друг другу. Почему ты сбежала? Чего испугалась?

Да, определенно надо было заканчивать с этим. Если начинаешь разговаривать с куклами, то это верный признак, что недалече до душевного расстройства.

Орвил огляделся. В кабинете становилось темно, сидеть в одиночестве в потемках – так себе занятие. И, чем плестись к своей невесте, лучше бы навестить Леону. Бедняжке досталось изрядно, и, надо признать, долг Магистру уже был приличным.

Он вздохнул, поднялся из-за стола.

В самом деле, надо бы навестить Леону. Пожалуй, с отцом ей всяко лучше, чем с нянькой.

Он даже растерялся, когда дверь кабинета приоткрылась, и в просвет сунула голову молоденькая блондиночка. Кажется, это была новая кукла Магистра, хорошенькая и, судя по всему, преглупенькая.

– Ваше величество, – торопливый книксен, – позволите?

– Что вы здесь делаете? – он усмехнулся, а сам на всякий случай нащупал рукоятку кинжала в ножнах под сюртуком. Мало ли, зачем здесь эта девушка. Тем более, что охрана не должна была ее пропустить просто так.

– Вот, – она решительно шагнула вперед, протягивая что-то, – ниат Эльдор вам передал. Сказал, чтобы активировать, нужно нажать на вставку.

Орвил нахмурился. Артефакты, снова артефакты… Стоит ли доверять этой девице? Стоит ли доверять Мариусу? А что, если все это – не более, чем игра, и сейчас его загоняют в ловушку?

Он посмотрел на девицу. Откуда она? Где Мариус ее достал? Она никогда не являлась ко двору, иначе Орвил бы знал… Из какой семьи, тоже непонятно.

– Что это? – он не торопился брать перстень.

– Ниат Эльдор сказал, что это доказательство вины известного вам человека, – проворковала блондиночка, – так что, берете?

Орвил еще раз глянул на ее лицо, и ему показалось – не иначе, игра света, – что черты девушки как будто подернулись рябью. Всего лишь на миг, а потом снова обрели прежний, совершенно нормальный вид.

Это еще что такое? Звать стражу? Но, если она умудрилась пройти мимо гвардейцев, толку-то.

– Вы сами нажмете вставку, – сказал он жестко.

Девица пожала плечами.

– Не доверяете? Что ж, дело ваше. Но, кажется, ниат Эльдор – достоин доверия.

Она аккуратно нажала ногтем на черный выпуклый камень. Из перстня донеслось легкое шипение, и Орвил услышал голоса. Один из них точно принадлежал Фаэру.

– Ну, наслаждайтесь, ваше величество, – ядовито сказала девица.

Она молча положила перстень на стол, а сама, пятясь, отошла к двери.

Орвил вслушивался, ловя каждое слово. И чем дальше, тем больнее становилось. Дослушав до конца, он понял, что во рту сделалось солоно оттого, что прокусил губу. И, дослушав, он метнулся к двери, выскочил в коридор.

Там, сидя на полу, прислонившись спиной к стене, мирно посапывала его личная охрана. Он быстро, насколько получалось, одолел расстояние до следующего зала: те, кто были там, не спали.

– Где она? – рявкнул Орвил, – где девушка, которая сюда входила?

– Ушла, ваше величество, – таков был ответ, – после того, как вышла от вас, долго здесь стояла, как будто чего-то ждала, а потом ушла.

В груди болезненно натянулась ниточка, тонкая, способная разрезать сердце пополам.

Он, уже совершенно не думая о том, что о нем скажут люди, рванул вперед, сквозь бесконечные анфилады залов. Куда она могла уйти? Выходов не так-то много. Другое дело, что он слишком задержался… Слишком долго… Дыхание сбилось. Давненько король так не бегал. Но сейчас несся так, как будто от того, догонит он ту девушку или нет, зависела судьба всего королевства.

На следующем посту ему тоже сказали, что девушка была, но ушла.

– Блондинка? – уточнил Орвил, чувствуя, что замер на самом краю обрыва.

– Нет, ваше величество. Темненькая. Да и не слишком молодая.

– Почему не задержали? – не сдерживаясь, заорал он, – почему?!!

– Так ведь… приказа не было…

И то правда, не было. А о том, что это та самая Энола Дампи, объявленная в розыск, гвардейцы могли и не знать…

Он добежал до парадного. И уже там ему на подносе передали записочку, написанную знакомым острым почерком.

«Теперь ты веришь, что на мне нет вины? Мне никогда не нужно было тобой управлять, и никогда не нужна была корона. Прощай».

Зло скомкал листок бумаги. Сжал в кулаке, скрежеща зубами. Хотя, на кого злишься, Орвил Дей Флодрет? Только на себя следует, и ни на кого больше. Сам ошибся, сам расхлебывай.

Опомнившись, он расправил смятую бумагу, нежно разглаживая, расправляя уголки. Перечитал. И пошел обратно, в свои покои.

Это все… ничего. Он – король, и у него есть время. И он был готов его потратить, чтобы разыскать свою королеву.

Просыпаться было тяжело.

Сон опутал словно паутина, слишком крепкая, слишком липкая. Мариус как будто выплывал из этого вязкого тумана, выплывал в солнечный день. Он уже знал, что там, где жизнь – яркое солнце, скачет бликами по лицу, по векам.

И одновременно с попытками проснуться на него обрушились воспоминания. Артефакт Энолы сработал как надо… Но она в спешке не объяснила, как это будет. Да, верно, и не хотела объяснять. Не сочла необходимым предупредить, что в теле Мариуса откроется кусок астрала, но здесь, в мире живых, этот кусок будет источником силы для архимага, питательной средой, чтоб раздавить расплывчатую и скользкую черную гадину.

И он ее раздавил. Тварь разорвало в клочья, ее масленистая оболочка пузырилась и медленно растворялась в бушующем магическом пламени. На этом… действительно все.

И Алайна была рядом. А потом – предательские удары ножом, и легкие словно сжимаются в раскаленных тисках.

Однако, он мог думать, и следовательно, был жив.

Солнце гуляло по лицу, Мариус постепенно отряхивал с себя дрему и, наконец, открыл глаза – чтобы увидеть над собой глаза другие, графитово-серые, блестящие, встревоженные и счастливые одновременно. Вот оно, его счастье.