Гуннхильд, северная невеста - Елизавета Дворецкая

И все они с большим вниманием слушали рассказ Рагнвальда о пережитом: о неудачной попытке увезти Гуннхильд, о поединке с Харальдом и ранении, о смерти Асфрид, о помолвке Гуннхильд с Кнутом. Олав снова помрачнел, услышав о смерти своей матери, но согласился, что она умерла достойно.

– Я не видел причин мешать обручению моей сестры с Кнутом, сыном Горма, даже если бы и мог как-то это сделать, – продолжал Рагнвальд. – Как только она стала законной наследницей Асфрид и через нее Годфреда-конунга, вечного покровителя Хейдабьора, Горм был вынужден признать необходимость ее законного брака с его сыном. Она принесет ему в приданое права на Хейдабьор, и Горм, как их новый законный владелец, немедленно передаст их мне как приданое своей дочери и тем самым вынудит меня, – хотя не скажу, чтобы мне этого так уж не хотелось, – заключить столь же законный брак с его дочерью. Таким образом, честь обеих знатных девушек не пострадает, обе они станут женами и хозяйками, госпожами теплого покоя с ключами на поясе, а наши наследственные земли останутся в нашем роду.

– Все это так прекрасно, что сами боги задумали и научили тебя! – ликовал Олав, который от выпитого пива становился весьма многословен. – Друзья мои и верная дружина! В этот замечательный день, который оправдал все мои надежды, я хочу сказать вам: велика удача наша! Долог был путь нашей славной дружины. Начинался он в те далекие дни, когда…

Слушатели усмехнулись и принялись за пиво. Олав Ютландский имел прозвище Красноречивый, иначе Говорун, потому как обожал произносить речи – почти так же, как сражаться. Его пиры и советы с дружиной, которые он устраивал по всякому поводу, продолжались целыми днями – было много крика, много споров, много воспоминаний о прошлом и рассуждений не по делу, но прийти к какому-нибудь решению почти никогда не удавалось. Чаще всего он действовал прорывами, не советуясь ни с кем, из-за чего вся жизнь его походила в ссорах с тингом и хёвдингами, а нередко и с собственной дружиной. По этой причине ему редко удавалось добиться настоящего успеха, несмотря на его храбрость, изобретательность и неутомимость в поисках удачи.

Но все переменилось в один день, и теперь Олав ликовал, сияя радостной улыбкой, снова напоминал всем, что боги на его стороне, весь вечер говорил речи, потребовал арфу и принялся петь. Наутро он отправился на Адельсё сообщить радостные новости конунгу свеев. Выслушав его, Бьёрн-конунг удивился, что Говоруну так широко улыбнулась удача, и передал приглашение Рагнвальду и Ингер – он желал их видеть. А поскольку из своей удачи Олав Красноречивый никогда тайны не делал, вести быстро разлетелись по Бьёрко и окрестностям. И можно было не сомневаться, что каждый из многочисленных торговых кораблей добавит их к своим товарам, и уже зимой не останется ни одного уголка на Восточном, Западном и Северном пути, где бы не знали, как Рагнвальд, сын Сигтюгга, похитил младшую дочь Горма.

* * *

Оказавшись ввиду Бьёрко, Кнут, сын Горма, приказал сначала править к острову Адельсё. Так полагалось, ибо он прибыл во владения – более того, к родовой усадьбе – другого конунга и привел дружину на боевом корабле. Его приближение не осталось незамеченным, и, несмотря на вывешенный белый щит, к тому времени, как лангскип подошел к причалу, там его ждали уже с полсотни вооруженных людей под началом Рагнара-ярла.

– Кто ты такой и чего тебе здесь нужно? – крикнул тот, едва стало можно его расслышать.

– Я – Кнут, сын Горма, конунга Дании! Дома ли Бьёрн-конунг и можно ли мне его увидеть?

– Смотря какие у тебя намерения.

Кнут заверил, что намерения у него самые мирные – по отношению к Бьёрну-конунгу и его людям, во всяком случае, – и ему позволили сойти на берег, имея при себе лишь десять хирдманов без оружия. Вскоре он предстал перед конунгом свеев. Будучи стар и болен, тот никогда не покидал усадьбы, разве что по праздникам бывал в Борге, где приносились жертвы, два раза в год посещал тинг, проходивший там же, да иной раз его вывозили в лодке подышать морским воздухом.

С длинными, совершенно седыми волосами и такой же бородой до пояса, конунг свеев напоминал снежного тролля, тем более что из-за болезни спины не мог сидеть прямо на своем помосте и казался перекошенным, хоть и опирался на посох. Посох прежде принадлежал какому-то франкскому епископу и был привезен почтительным сыном из похода.

– Да, Олав Ютландский находится здесь, – желчно подтвердил он, взирая на молодого гостя из-под седых кустистых бровей. – Нет, не у меня в доме. Я не принимаю моего родича у себя в доме уже пять лет, и все об этом знают! – Он сердито глянул на Кнута. – Да, нехорошо отказывать родичу, пусть и дальнему, в приюте и помощи, но этот ваш Олав Говорун и мертвого выведет из терпения! Я считаю, что у него нет удачи, и потому не желаю с ним связываться! И если у вас есть к нему какие дела – не надо быть мудрецом, чтобы догадаться, зачем ты здесь, Кнут, сын Горма! – то я в эти дела не вмешиваюсь!

Ничего более отрадного Бьёрн Шведский не мог сказать своему гостю – кроме как если бы Олав внезапно умер.

– Но, может быть, ты подскажешь, где мне его найти?

– Подскажу! Ищи его в Бьёрко! Они там правят сами собой, я не вмешиваюсь в их дела! Но я не хочу, чтобы мой вик пострадал, поэтому ты не пойдешь туда со всей твоей дружиной! Иди вот с этим десятком, который при тебе. У вас дело семейное, и я так понимаю, ты сам хочешь уладить его по возможности мирно. По крайней мере, я тебе это советую! – Бьёрн-конунг стукнул посохом о помост, на котором стояло его украшенное резьбой сиденье. – Если ты просто перебьешь Олава с племянником и их людьми и заберешь девушку, я вот буду знать, что твоя сестра была наложницей Рагнвальда! И даже если обмыть вашу родовую честь кровью врага, такой же чистой и блестящей она уже не будет!

Кнут стиснул зубы и опустил голову. Сбывались худшие предположения Горма: догнать беглецов по пути не удалось, что помогло бы избежать огласки, и теперь о побеге Ингер знает и Бьёрн Шведский, и сотни торговых гостей. Огласка не оставила Кнютлингам другого выхода, кроме как помириться с Инглингами, чтобы заключить законный брак между Рагнвальдом и Ингер.

А тем самым Кнут терял половину своего будущего королевства. Ведь Рагнвальд потребует в приданое Южную Ютландию – ту самую, что Кнут надеялся получить, но еще не получил за собственной невестой! Однако родовая честь дороже всех на свете земель, поэтому он лишь кивнул и пошел прочь.

– Твоих людей и корабль оставь у меня! – крикнул Бьёрн ему вслед. – Тебе дадут лодку, чтобы перевезти тебя и твой десяток на Бьёрко.

Когда вслед за тем Кнут с десятком хирдманов – у каждого был лишь меч у пояса, ибо ходить совсем без оружия им было бы неприлично, – высадился на причал Корабельной гавани, тратить время на поиски сведений о сестре ему не пришлось. Грузчики, болтавшиеся на пристани в ожидании работы, тут же указали, в чьем доме он найдет свою сестру, и предложили показать дорогу. Охочие до новостей жители вика поняли, что у саги о похищении Ингер есть продолжение и оно уже вот сейчас будет рассказано.

Когда ему показали Торсхейм, Кнут сразу направился внутрь, не посылая предупредить хозяина о своем приезде. Он хотел увидеть всех сразу: Олава, Рагнвальда и, главное, Ингер. Его, привязчивого и глубоко чувствующего, сильно огорчило предательство сестры: он не мог поверить, что его родная кровь так резко оборвала все связи и ради похоти предалась в руки врага. И ладно бы Ингер жертвовала только собой – она почти порушила честь всего рода Кнютлингов! И теперь эта честь не могла быть восстановлена без существенных потерь. Иногда у него брезжили некие мысли – Кнут был вовсе не глуп, – что Ингер вполне сознательно устроила все так, чтобы Южную Ютландию отдали ей и ее мужу, а не Кнуту и его жене. Но она ведь могла стать королевой Норвегии! Кто поймет этих женщин! Свой первый брак Кнут не считал слишком удачным и в дальнейшем воздержался бы от «даров богини Вар». Но обстоятельства были сильнее, и он лишь надеялся, что Гуннхильд, умная девушка, не доставит ему в будущем хлопот.