Затаившаяся змея - Джери Уэстерсон

— Трус он, — сказал Джек.

Он произнес это тем же будничным тоном, каким сказал бы: «У меня чересчур горячий суп». Мальчишка вздернул подбородок и посмотрел на Криспина, ясные глаза Джека светились гордостью.

Гордился он, видимо, Криспином.

Сыщик оперся о Джека, и тот воскликнул:

— Ой, хозяин! Мы должны заняться вашей рукой.

— Нет времени, Джек. Надо еще остановить наемного убийцу. Более того, их по меньшей мере двое.

— Двое? Разве Майлз не один из них?

— Нет. У него были свои тайны, и они отвлекли меня, помешав увидеть то, что я давно должен был увидеть.

Джек хлопнул себя по лбу.

— Да это же французские курьеры!

Криспин сделал вдох, помогая себе плечами.

— Джек, сделай, что можно, чтобы вызволить Ленни из тюрьмы. Вот.

Он сунул руку в кошелек и сквозь зубы втянул воздух, когда укололся о шип. Он снова вынул его вместе с монетами и высыпал монеты в протянутую руку Джека.

— Эй! Мастер Криспин, — сказал Джек, указывая на предмет на ладони Криспина. — Это похоже на одну из тех колючек.

Криспин посмотрел на шип, потом на свой палец. В его теле насчитывалось уже столько дырок, странно, что еще не вся кровь вытекла.

— Это и есть один из шипов. Он выпал из Венца.

Джек попятился, отмахиваясь и качая головой.

— Пальцы Христовы! Вы должны его вернуть. Уберите его.

— Если бы я мог. Когда все закончится, я отдам его кому следует.

Джек охнул, прикрыл рот рукой, а затем показал на Криспина дрожащим пальцем.

— Это все сила. Этот шип вас защищает. Господней милостью.

И он несколько раз поспешно перекрестился.

— Хватит глупостей. Ступай давай, выручай Ленни. Ты по-прежнему похож на монаха. Это тебе поможет. А серебро поможет еще больше.

— Куда мне идти?

— К начальнику стражи. Или к шерифу, если придется.

Джек кивнул, осторожно поглядывая на Криспина, и, зажав монеты в кулаке, сорвался с места и исчез в арочном проходе, еще разок оглянувшись на своего хозяина.

Криспин снова сделал глубокий вдох, надеясь, что ему хватит сил для дальнейших действий. Но почти в тот же миг в груди Криспина разлилось, распространяясь по всему телу, успокаивающее тепло, словно его согрели неожиданно появившиеся солнечные лучи. Тепло достигло больного плеча, боли оно не притупило, но сделало ее гораздо более терпимой. Криспин почувствовал себя выше ростом, расправились, словно сами собой, плечи. По всем статьям, он должен был чувствовать себя измученным, не в силах сделать шага от боли во всем теле. Он уже должен был бы потерять сознание.

Криспин посмотрел на шип у себя на ладони и медленно покачал головой, отказываясь верить.

— Не может быть, чтобы это шло от тебя. Я не верю, что это твоя заслуга.

Шип лежал у него на ладони, похожий на все остальные шипы: черный, невыразительный, однако чем-то опасный.

Криспин посмотрел на свой палец, ранка от укола уже практически исчезла.

Сыщик обернулся на арку — откуда он пришел и которая вела назад, к Ланкастеру. Но мысль о герцоге не согрела Криспина, не принесла радости. С тех пор как Криспина лишили титула, рыцарского звания и богатства, им с Гонтом довелось переговорить всего несколько раз. Да и то Ланкастер говорил отстраненным тоном, чтобы оградить свое доброе имя от упоминания в связи с именем Криспина. Свое доброе имя. И Криспин чувствовал себя слугой, которого наказали должным образом, считал все это время, что получил по заслугам. Какой дурак! Куда подевалась его честь в этом деле? Даже Ланкастер подтвердил, что ради защиты собственных интересов готов пожертвовать своими самыми преданными сторонниками. Молодые рыцари-заговорщики отдали свои жизни. И Криспин, в каком-то смысле, тоже отдал свою жизнь. Существует ли что-нибудь или кто-нибудь, за кого стоит умереть?

Он сжал кулаки, но тут же быстро разжал. Острый шип по-прежнему лежал на ладони. Криспин прошептал:

— «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих»[28].

Шериф видел, как Венец передали королю. Криспин надеялся, что теперь Элеоноре и Гилберту ничто не грозит. Шерифу нечего больше предъявить королю — за исключением самого Криспина, конечно.

Он вздохнул и убрал шип в кошелек. Устало обвел взглядом огромный и зловеще пустой зал. Сколько всего видели эти старые стены? Сколько чести? Сколько бесчестья? Сколько смертей? Криспин поежился и поплотнее запахнул плащ.

Позади оставались Ланкастер и французский посол, курьеры. Но он даже шагу не сделал в ту сторону, а направился на кухню.

Нырнув в тень арки, Криспин открыл дверь, спустился по ступенькам, и снизу, навстречу ему ударила волна тепла и ароматов, послышалось звяканье чугунных сковородок и медных чайников. Но сегодня это не принесло успокоения. Сыщик просто встал у подножия лестницы, наблюдая за множеством людей, проходивших мимо него; каждый со своей судьбой, они спешили выполнить свою работу, тщательно убрав под колпаки и косынки личные заботы. О чем думают такие люди? Вероятно, во многом о том же, о чем думал в последние дни и он: будет ли достаточно денег, чтобы пережить зиму? Можно ли отложить что-нибудь на приданое старшей дочери? Что будет с их семьями, если они заболеют? Обыденные мысли. Земные заботы.

Но по опыту Криспин знал, что в людских головах рождаются и другие замыслы, не столь обычные. Зреют алчные мысли. Беззаконные. Опасные. И подобные мысли рождаются во всех кругах общества — от короля до нищего. Но только король может заставить таких людей осуществить их злые намерения, поскольку лишь у короля есть власть и деньги, которыми он может распоряжаться по своему усмотрению. А другие, занимающие более низкое положение, легко поддаются искушению. Виноваты ли эти люди, что их, таких, какие они есть, искушает сатана? Так соблазнили Адама и Еву. Свобода может быть опасной. На одной чаше весов рай, на другой — грех и проклятие.

Криспин смотрел на лица: суровые, морщинистые, темные от копоти. Но не видел тех лиц, которые искал. Он прошел к другой двери, ведущей в маленькую темную кладовую, открыл эту дверь.

Там тоже никого не было. Криспин выдвинул из-под стола табурет, сел и стал ждать.

Прошло, наверное, не меньше часа, прежде чем в кладовую вошла Лайвит и закрыла за собой дверь. Женщина вздрогнула, заметив сидевшего в темноте Криспина.

— Вот это да! — воскликнула она, прижав руку к сердцу. — Помоги мне Господь! Ты напугал меня, знаешь ли. А я гадала, куда ты делся. Рука у тебя пока что не зажила.

— Да ничего, действует.

Он начертил пальцем какой-то узор на столе и медленно поднял глаза на Лайвит.