Восстание королевы - Ребекка Росс

Мы собрали части моего наряда. Картье взял подсвечник и последовал за мной по петляющим потайным коридорам. Я вела его к комнате с единорогом. Лишь когда я открыла секретную дверь, он наконец задал вопрос:

– Как ты узнала обо всех этих проходах?

Я обернулась, взглянула на него в свете свечи, шагнула за порог. Ночная рубашка колебалась на сквозняке, кружева липли к груди.

– Вокруг нас много потайных дверей. Мы просто не обращаем на них внимания и не открываем их.

Он устало улыбнулся – ему тоже нужен был отдых.

– Теперь вы знаете, где меня найти, если понадоблюсь, – прошептала я. – Спокойной ночи, Тео.

– Спокойной ночи, Амадина.

Я закрыла потайную дверь, разгладила гобелен, надела ночную рубашку, убрала окровавленное платье на дно сундука и забралась в кровать, все еще с Камнем Сумерек на шее. Наблюдала, как языки пламени в камине угасали один за другим, и думала о Журдене.

Завтра.

Завтра он вернется на родину.

Я закрыла глаза и начала молиться о том, чтобы в сердце Ланнона осталась хоть капля добра.

Но во снах меня преследовал образ, от которого кровь стыла в жилах: Журден стоит на коленях у подножия трона, а на его шею опускается лезвие топора.

Следующим утром Аллена не оказалось в замке. Я почувствовала его отсутствие, как дыру, зиявшую посреди зала. Райан и Шон сидели на своих обычных местах, за столом на помосте, подбирая овсянку кусками хлеба, слишком голодные, чтобы есть вилками. Между ними стояло пустое величественное кресло Аллена.

Райан заметил меня первым. Его глаза скользнули по моему корсажу, словно он надеялся увидеть на ткани кровь.

– Доброе утро, Амадина! Надеюсь, ты хорошо спала.

Я села рядом с Шоном, ласково улыбнулась слуге, поставившему передо мной чашку с овсянкой и нарезанные сливы.

– Лучше, чем когда-либо, Райан, – ответила я. – Спасибо, что спросил.

Шон не сказал ничего, но сидел прямой как доска, чувствуя напряжение, возникшее между мной и братом.

– Ты заметила, что отца нынче нет? – продолжал Райан, глядя на меня сверху вниз.

– Да.

– Он отправился в Лионесс, чтобы привезти Мак-Квина в королевский дворец.

Когда он сказал это, я подносила ко рту ложку с овсянкой. Мой желудок сжался – я подумала, что меня вырвет, но все же смогла проглотить кашу, чувствуя, как она комком падает в желудок.

Райан с улыбкой наблюдал, как я пытаюсь есть.

– Знаешь, что король любит делать с предателями, Амадина? Сначала он отрезает им руки, затем – ноги, потом вырывает язык, выкалывает глаза и, наконец, отрубает им головы.

– Хватит, Райан, – прошипел Шон.

– Амадине лучше приготовиться, – возразил Райан. – Не хочу, чтобы она зря надеялась на счастливый конец.

Я посмотрела в зал. Мои глаза остановились на Картье. Он сидел на своем обычном месте, перед ним стояла чашка с овсянкой. Валенийцы вокруг трещали как сороки, но он оставался серьезным и смотрел на меня. Затем взгляд Картье скользнул к Райану, и он все понял. Я видела, как валенийская элегантность смешалась со скрываемым мэванским гневом. Картье смотрел на Райана как на покойника.

– Ты слушаешь меня, Амадина? Или кто-то из валенийцев привлек твое внимание?

Я опустила глаза на ложку и снова взглянула на Райана.

– Что, прости?

– Я сказал, возможно, ты захочешь продолжить вчерашнюю прогулку, – проговорил Райан, запихивая в рот кусок хлеба с овсянкой.

– Нет, спасибо.

– Жаль, – бросил он, плюясь крошками, и встал из-за стола. – Я бы многое тебе показал.

Шон смотрел, как Райан неторопливо покидает зал. Лишь тогда я выдохнула и глубже опустилась в кресло.

– Надеюсь, вашего отца простят, – прошептал Шон, вскочил на ноги и поспешил уйти, словно смущенный собственными словами.

Я заставила себя проглотить еще несколько ложек каши и отодвинула чашку. Мои глаза остановились на Мириай, сидевшей за столом вместе с другими музыкантами. Их пурпурные плащи мерцали, словно рубины в нежных утренних лучах. Они смеялись, радовались новому дню – их веселье ничто не омрачало. Я хотела подойти к ней, моей сердечной подруге, и рассказать все.

Мириай почувствовала мой взгляд и посмотрела на меня.

Она бы встретилась со мной, если бы я подала ей знак. Явилась бы сразу, не спрашивая, почему я не пришла прошлым вечером.

Но я обещала себе больше не подвергать ее опасности – после отчаянной уловки, чтобы получить Камень. К тому же мне было так тяжело, что я, несомненно, все ей рассказала бы.

Я встала из-за стола и покинула зал, оставив Картье с валенийцами, а Мириай – с ее оркестром. Вернулась в комнату и, обессилев от тревоги и страха, упала лицом в подушки. Сейчас Журден должен был предстать перед Ланноном в тронном зале. Я придумала этот план, сплела нити заговора, использовав Журдена как приманку. А вдруг я ошиблась? Что, если Ланнон замучает моего отца-покровителя, его разрубят на части и выставят на замковой стене? Что будет с Люком? Казнит ли Ланнон и его?

Это будет моя вина. Я не выдержу.

Мое сердце болело и едва билось. Часы текли, утро сменил полдень, затем наступил вечер. Я едва могла пошевелиться, изнывая от страха и жажды. В мою дверь постучали.

Я поднялась и поспешила открыть. Рука на запоре дрожала.

На пороге стоял Аллена.

Я велела себе держаться прямо и принять все, что он скажет. Неважно, что случилось. Наше дело не окончено, и мы будем штурмовать замок – с Журденом или без.

– Могу я войти? – спросил лорд.

Я шагнула в сторону, освобождая путь, и закрыла за ним дверь. Он направился к камину, остановился и оглянулся, наблюдая, как я медленно иду в его сторону.

– Вы выглядите больной, – заметил Аллена, скользя по мне взглядом.

– Скажите мне. – Я больше не пыталась казаться вежливой или спокойной.

– Сядьте, Амадина.

«Нет, нет, нет!» – кричало мое сердце, но я села, приготовившись к худшему.

– Не стану лгать, – начал лорд, глядя на меня сверху вниз, – ваш отец едва не лишился головы.

Я стиснула подлокотники кресла так, что костяшки побелели.

– Но он жив?

Аллена кивнул.

– Король хотел его обезглавить. Даже взялся за топор в тронном зале.

– Почему он не сделал этого?

– Я остановил его, – ответил Аллена. – Да, за свое предательство Мак-Квин заслуживает смерти, но я смог дать ему немного времени, убедил короля в необходимости процесса. Мэванские лорды будут судить его через две недели.