Девятая квартира в антресолях - Инга Кондратьева

– Арина! Я тоже хочу! А когда будут танцы? Я тоже хочу.

– Анфис, тебя оставили со старшими, потому что посчитали взрослой. А ты ведешь себя как ребенок. Как избалованный, капризный ребенок, – отчитывала ее сестра, у которой сил к вечеру становилось все меньше и меньше.

– Я хочу помогать! – настаивала сестра. – И участвовать. Я взрослая. Я имею право.

– Помогать? А не мешать ты умеешь, если взрослая? Ты сейчас время отнимаешь у всех. Ты же должна понимать, что детских ролей скорей всего не будет. Кого ты собираешься изображать? Царицу Савскую?

– А когда будут танцы? – вроде бы сдалась Анфиса.

– После всех выступлений, – Арина заботливо всмотрелась в личико сестренки. – Ты что, устала? Пойди к маме.

– Нет-нет, я совсем не устала. А «после всех выступлений» – это скоро?

– О, Господи! – взмолилась Арина.

– Всё-всё! Я больше слова не скажу. Аринушка, я тут молча посижу, можно?

– А где наша фантазерка? – оглядывалась Арина. – Странно, что её тут ещё нет…

Она выглянула из-за кулис и увидела Аглаю невдалеке, на парковой аллее. Ее сопровождали сразу два кавалера, видимо наперебой объясняя устройство велосипедов.

– Аглая, ты идешь? – крикнула она ей.

Та обернулась, молитвенно сложила ладошки и, сдвинув брови домиком, просительно затянула:

– Душечка, Аринушка! Можно сегодня без меня? Вы уж там сами, хорошо?

– Да уж! – округлила глаза Арина, вовсе такого поворота событий не ожидавшая. – Ну, что там нам накидали, господа? Вы уже развернули записки?

– Вот. Пять Пушкиных, три Лермонтова и повторы, – доложил «Оракул».

– Мишенька, Вы все посмотрели? Как считаете, подлежит изображению?

– Вполне! Только Оршу кто-то постарше должен изобразить. Или бороду клеить? Ну, и графиню, конечно

– Нина будет показывать Нину, и Лиза – Лизаньку. Вот как точно под них роли.

– Лиза, а царевну еще возьмешь себе?

– Ой, нет. Это же надо, что? Лежать передо всеми? – Лиза покрылась румянцем и отрицательно покачала головой. – Я не смогу.

– Я бы взялась, – сказала Таня. – Я умею дыхание задерживать.

В этот момент за кулисы вошел кадет, примерно ровесник Анфисы.

– Господа! – командным голосом начал докладывать он собранию. – Предлагаю свои услуги в представлении картин.

Старшие переглянулись.

– Представьтесь сперва, молодой человек, – предложил ему «Оракул».

– Прошу прощения! Воспитанник Кадетского корпуса Юсуфов Юрий Константинович.

– Юрочка, – Арина не в силах была снова объяснять проблематичность участия по возрасту. – Мы с радостью воспользуемся, как только образуется вакансия. Может быть пока, Вы согласились бы… э-ээээ… побыть работником сцены? Вот и Анфиса Саввишна Вам компанию составит.

– Рад стараться!

– Сбегайте тогда сразу к буфетчику и спросите, есть ли у него кувшин и пустая бочка?

– И яблоко. Яблоко! Крупное, красивое яблоко прихватите.

Кадет и Анфиса наконец-то удалились.

– Так, значит, Танюша будет царевной. А вот это, смотри, кроме тебя точно некому изобразить – улыбаясь, передала Нине записку Арина. – А в пару тебе Сергей Осипович в самый раз станется, у него фактура такая. Сейчас, господа, я набросаю очередность, чтобы было время на переодевание. Напоминаю, при показах за сценой должна быть гробовая тишина. Я, пожалуй, пойду первой, а потом буду смотреть, чтобы все шло как надо. Мишенька, Сергей, вам сложней всего будет, надо все точно рассчитать! А где же наш кадет? Вот и для него роль нашлась, да не одна!

Юрочка с одним из официантов катили деревянную бочку из-под огурцов. За ними Анфиса несла большой глиняный кувшин с тонкой изящной ручкой.

– Господа, пока мы наряжаемся к первой картине, вы позаботьтесь доставить за сцену козетку, стол и один ковер. И кресло! Господин кадет, изволите ли изобразить моего сына? Прошу переодеваться! Анфиса, позови сюда папу.

На поляну перед закрытым занавесом вышел Мишенька «Оракул» в цилиндре и накинутой на плечи крылатке, и торжественно объявил начало представления «Живых картин» по мотивам произведений двух великих русских писателей-поэтов. Получив из-за кулис неслышимый публике знак о готовности, он махнул рукой оркестру, дирижер взмахнул палочкой, полилась тихая мелодия и бархат портьер раздвинулся.

Первая картина представляла собой расстеленный на траве ковер вместо подмостков, на нем, лежа на боку, зияла пустым нутром бочка, и, опершись рукой, на ней сидела Арина, одетая в русский сарафан и с короной на голове. Вторую руку она положила на плечо кадета, стоящего подле, тоже коронованного и в косоворотке. За сценой кто-то ритмично греб лопастью весла по воде, изображая шум прибоя.

– Сказка о царе Салтане! – крикнули в зале.

– Гвидон и царица после путешествия по морю. Пушкин!

Раздались аплодисменты. Занавес закрылся.

Вторая картина последовала после небольшой перестановки. Перед глазами публики предстали – сам Савва Борисович, с приклеенной бородой, в боярской шапке и кафтане. Он, состроив грозное лицо, потрясал ключами, на пальце его сиял огромный перстень – «дар царя». На заднем плане стоял диванчик-козетка, изображавший смятую постель, перед ним на ковре ниц лежала барышня с косичками-кренделями, приглашенная на роль в последний момент. Напротив Саввы стоял смотрящий на хозяина верный страж, опоясанный саблей, изображаемый официантом, давеча прикатившим бочку. Он держал за загривок, поставленного на колени, но не сдавшегося, с гордо поднятой головой, опутанного канатом расхристанного поручика. Савва потряс ключами, зашвырнул их на середину пруда и застыл с указующим на девицу перстом.

– Орша! Арсений!

– Сокол!

– Лермонтов, «Боярин Орша», – угадала публика.

Третья сцена открыла публике «бальную залу» – по краям стояли канделябры, на заднем плане Танюша передавала из рук в руки выменянный нынче браслет человеку в черном плаще и широкополой шляпе, в котором угадывался ее брат, оба были в масках-домино. На авансцене нахмуренный «Оракул» во фраке протягивал сидящей на стуле Нине вазочку с мороженым. Нина была необыкновенно хороша в наброшенном на плечи газовом шарфе и заколотом в волосы аграфе с пером.

– Арбенин! – аплодировал зал.

– Лермонтов, «Маскерад».

В следующей картине была задействована Лиза. Придумщики пошли на некоторое отклонение от канонического сюжета, чтобы в одном действии объединить героев. В ярком луче света помещалась домашняя идиллия – в кресле сидела за карточным столиком вдова Удальцова в черном старушечьем капоре и раскладывала карты. Сам Савва ходил к ней на поклон, и она таки дала согласие на участие в забаве. В пол-оборота к зрителям сидела Лиза в кружевном чепце и наброшенной на плечи пелерине. Она делала вид, что вышивает на пяльцах. А из полумрака на краю сцены за ними наблюдал поручик, как есть, в собственной офицерской форме, но сжимая в руках огромный бутафорский пистолет.