Наследник олигарха - Марика Крамор

оказались не яркими, а тусклыми и блеклыми. Женщина до сих пор носит их распущенными. Непослушная копна довольно все еще мило обрамляет лицо, а пряди надо лбом приподняты к макушке и перехвачены заколкой. Морщины намного глубже, чем у мамы. Но глаза радостнее.

Запомнилась мне женщина очень худой, сейчас же она заметно набрала в весе, но выглядит все равно неплохо.

Я подъехал к ее дому. Без предупреждения. Терпеливо дождавшись судьбоносного появления, приблизился и спокойно представился. Сын Лидии и Андрея Маркеловых.

Но это было совсем не обязательно. По её реакции стало и так ясно: Ольга знает, кто я.

Она изменилась в лице, побледнела, а цвет ее волос стал даже более рыжим. Я заметил, как начали дрожать ее пальцы, а губы плотно сжались. Женщина напряглась, не в силах шелохнуться. Реакция говорит сама за себя. Неприкрытый страх в глазах сказал мне больше, чем все, что я успел услышать до этого дня.

Я не угрожал. Ничего такого. Просто сказал, что у меня появилась некая информация, которая самым прямым образом может повлиять на её жизнь: работу, семью, свободу.

Предложил поговорить. В машине. Или поехать туда, где она будет себя чувствовать в безопасности. Она смиренно выбрала небольшое кафе неподалёку от ее дома. А я настоял на закрытом вип-зале. За небольшую доплату зарезервированный вип-стол радостно выделили мне.

— У меня есть подкреплённая доказательной базой информация, — начал я, как только мы заказали кофе и остались наедине. Даже если здесь есть камеры, мне наплевать. Это работа Олега — зачищать лишние свидетельства, но если он этого не сделает в данном конкретном случае — мне глубоко фиолетово, — что вы организовали подлог документов на Миронову Владиславу Александровну во время документальных проверок медучреждений, где наблюдалась девушка. Дело было три года назад, я вполне допускаю мысль, что вы давно уже позабыли об этом пренеприятном инциденте, но очень советую вам немного напрячь память и вспомнить подробности.

— Я… не совсем вас понимаю.

— Объясню.

Кратко, не вдаваясь в подробности, я расписал, что формы поддельных документов не соответствуют нормам законодательства — это признало руководство клиник, в которых было совершено преступление, чрезвычайно заинтересованное в сохранении своего безукоризненного имиджа. Врачи в один голос кричат, что их подставили, а все факты указывают на неё. Ну и тут я ещё немного приврал, что один из врачей запомнил ее и ему настойчиво подсунули на подпись документы, которые он не оформлял.

— Если я рот открою, разразится такой скандал, что вас с текущего места работы с позором вышвырнут на улицу, а после даже в обычную школу фельдшером обратно не возьмут. В моих силах сделать так, что вашего мужа выгонят с работы… а ещё я такой ненасытный, что могу и на этом не остановиться. Имейте в виду, Ольга, я знаю о вашей семье все. В какое время по утрам ваша дочь выходит гулять с собакой и сколько любовниц у вашего мужа.

Глаза ее округляются, а потом женщина недоверчиво прищуривается.

— Дополнительные вступления нужны? Или мы сразу перейдем к делу?

— Что вы хотите? — упавшим голосом уточняет женщина. Взгляд ее совсем высох, ни единой эмоции там не замечаю.

— Рассказывайте, как дело было. Особенно меня интересуют причины. И то, что вы с отцом были любовниками, можете не опускать, если это на что-то повлияло. Начинайте.

— Это было несложно. В клиники, где уже были карточки пациента, понадобилось просто вложить несколько документов, и сделать все так, чтоб в глаза не сильно бросалось. Электронные архивы меняли профессионалы. На мне были только бумаги и подлог. Подпись девочки я не знаю, откуда взяли. Я отдала бумаги — мне вернули от неё подписанные. Врачам я великодушно подарила возможность, скажем так… — женщина на пару секунд отводит взгляд и набирает воздух в легкие. И тут же медленно его выпускает. Она очень нервничает. Но боится или нет — я не понял. — Дописать пропуски.

— И это никому не показалось странным?

— Нет, им дали понять, что у службы надзора и руководства клиник негласный уговор о максимальной сумме штрафа, которая может быть предъявлена медучреждению. Соответственно, и количество ошибок не может быть безмерным. Когда приходит проверка и все на ушах стоят, обычно врачей и топовых управленцев захлёстывает паника: им хочется, чтобы от них поскорее отстали. Вкупе с остальной работой… в общем, внимательность и волнение — вещи несовместимые.

— Вы понимаете, что вам придётся за это ответить?

— Я не хотела. Меня заставили.

— Да ну? Я весь внимание. И что же это было? Шантаж? Деньги большие обещали?

— И то и другое. Деньги мне были нужны. У дочери были проблемы со здоровьем…

— Про кредиты не слышали? Или займы? — я даже немного вперед подаюсь от возмущения. Сейчас пар из ушей повалит.

Она прикрывает глаза. С виду такая спокойная, неторопливая. Но руки трясутся и губы плотно сжаты, а подбородок дрожит.

— Что за шантаж? — выплевываю грубо.

— Пожалуйста, это к делу не относится, я…

— Все равно узнаю, если захочу.

— Я не хотела вреда именно этой девочке. Я написала ту фамилию, которую мне сказали. И копии тоже я снимала, это не вызвало вопросов. И Андрею бумаги тоже я отдала.

— Он в курсе был?

— Я не знаю. Мы не обсуждали.

— Кто? — настало время главного вопроса. КТО?

Женщина отвечает не сразу. Будто взвешивает все возможные варианты. Кто опаснее. Я или он? Он или я? И побеждает…

— Софья Нестерова.

Удар прилетает в солнечное сплетение. Я готов был услышать эту фамилию. Но только не так... Тут полный шок. Зачем? Ответ один. Рита. Больше нет вариантов. А Рите не слишком-то и надо было… Мать вообще не в курсе личной жизни дочери?! Меня словно наизнанку выпотрошили, как же меня опустошает этот змеиный клубок… лжи и предательства…

— А муж ее?

— Я только с Софой общалась. Она меня нашла