Коммодор Хорнблауэр - Сесил Скотт Форестер

прошел вперед, ответив на приветствие бородатых гренадеров у дверей. Пламя свечей казалось особенно ярким среди окружающего сумрака. За столом сидело несколько офицеров и пили чай из посвистывающего рядом самовара. Они встали при входе губернатора и Эссен представил присутствующих.

— Генерал Дибич, полковник фон Клаузевиц — коммодор сэр Хорнблауэр.

Дибич был поляком, Клаузевиц немцем — прусским перебежчиком, о котором Хорнблауэр ранее слышал, как об умном офицере, решившем, что подлинный патриотизм состоит в том, чтобы сражаться с Бонапартом, вне зависимости от того, на чьей стороне в настоящий момент сражается Пруссия. Они докладывали по-французски. При восходе луны противник попытался внезапно атаковать деревню, но получил кровавый отпор. Были взяты пленные; некоторые из них были захвачены в домах на окраине, отрезанные от своих главных сил контратакой обороняющихся, другие же пленные из различных частей попали в руки к русским в разных местах на подступах к Даугавгриве.

— Их как раз допросили, сэр, — добавил Дибич. Хорнблауэр вдруг почувствовал, что пленным, которых допрашивают в штабе генерала Дибича, приходится нелегко.

— И сведения весьма интересны, — добавил Клаузевиц, разворачивая лист с пометками. Каждого из пленных спрашивали о том, из какого он батальона, сколько человек было в нем, сколько батальонов в полку, какой бригаде, дивизии и армейскому корпусу они принадлежат. Теперь Клаузевиц мог полностью воссоздать организацию французской части атакующих сил и довольно точно оценить их численность.

— Мы уже знаем силы прусского корпуса, — заметил Эссен и на минуту воцарилась неловкое молчание; каждый избегал встречаться глазами со взглядом Клаузевица, поскольку именно он принес эту информацию.

— До рассвета остается только с полчаса, сэр, — вмешался Дибич, проявляя больше такта, нежели того можно было ожидать от человека с его внешностью, — вы подниметесь под купол, чтобы осмотреть позицию?

Пока они поднялись по крутым каменным ступеням, высеченным в толще древних церковных стен и вышли на открытую галерею, окружающую купол, небо стало еще светлее. Теперь вся плоская болотистая равнина лежала перед ними как на ладони: овраги и небольшие озера, маленькая речка Митау, текущая откуда-то издалека и пересекающая деревню почти под самой церковью, чтобы затеряться в дальнем уголке, где Двина впадает в бухту. Cверху была четко видна линия брустверов и куртин, оставленных гарнизоном, чтобы сосредоточить силы на обороне левого берега Двины, а за ними можно было разглядеть и жалкое подобие апрошей — это было все, что атакующие успели соорудить до последнего времени. Дымки тысяч солдатских костров плыл над землей.

— По-моему, сэр, — почтительно произнес Клаузевиц, — если противник решится перейти к регулярной осаде, он начнет именно в этом пункте. Он проложит первую линию своих траншей именно здесь — между рекой и вон той сосновой рощей и пойдет апрошами вперед, к деревне, установив батареи вон на том холме. Можно ожидать, что недели через три он сможет передвинуть свои батареи почти к самому гласису и тогда решится на общий штурм.

— Возможно, — буркнул Эссен.

Хорнблауэр просто не мог представить, чтобы наполеоновская армию в 60 000 человек, которая форсированным маршем движется к Петербургу, решилась бы целых три недели вести осадные работы против всего лишь передового укрепления, не попробовав вначале решить дело каким-нибудь рискованным экспромтом, вроде неожиданной атаки прошлой ночью. Он попросил у одного из штабных офицеров подзорную трубу и погрузился в изучение путаницы лежащих перед ним рек, ручейков и обширных болот. Затем, пройдя вдоль галереи, он долго рассматривал панораму Риги, с ее островерхими крышами и шпилями, раскинувшейся над широкой рекой. И лишь взглянув вдаль по направлению фарватера, он смог рассмотреть мачты кораблей своей эскадры, которые раскачивались на якорях там, где река впадала в залив. Крошечные пятнышки кораблей — столь ничтожные на фоне окружающего пейзажа и такие важные для истории и судеб мира…

Глава 19

Когда раздался сигнал тревоги, Хорнблауэр спал в своей каюте на «Несравненном». Даже во сне — хотя проснувшись он уже и не помнил об этом — его подсознание регистрировало все изменения в обстановке. По крайней мере, когда он уже полностью проснулся, то уже хоть и смутно, но осознавал все изменения, которые произошли за ночь. Его сонный илинаполовину проснувшийся мозг отметил изменение ветра, который разворачивал «Несравненный» на якоре и резкий стук дождевых капель по палубе. Его разбудили оклики вахтенных и топот над головой — это вахтенный мичман спешил доложить ему свежие новости. К тому времени, как мичман, постучав в двери ввалился в каюту, он проснулся уже окончательно.

— Ракета с «Ворона», сэр!

— Очень хорошо, — откликунлся Хорнблауэр, спуская ноги с койки.

Браун, образцовый слуга, уже был в каюте — один Бог знает, как он догадался, — с зажженной лампой, которую он повесил на палубный бимс. Теперь он стоял, держа наготове панталоны и мундир, в ожидании, пока Хорнблауэр снимет ночную рубашку. Хорнблауэр выскочил в темноту, царившую на шканцах и натолкнулся на другую, столь же спешащую фигуру.

— Черт бы побрал твои глаза, — рявкнула фигура голосом Буша и мгновение спустя добавила: — прошу прощения, сэр!

Корабль ожил под пение унтер-офицерских дудок, матросы высыпали из своих гамаков и верняя палуба загудела от топота босых ног. Монтгомери, вахтенный офицер, стоял у релинга правого борта.

— С «Ворона» выстрелили ракету, сэр, две минуты тому назад. Пеленг — зюйд-ост.

— Ветер норд-вест, — определил Буш, вглядываясь в тускло освещенную картушку компаса.

Ветер с западных румбов и бурная, темная ночь; идеальные условия для Макдональда, чтобы попытаться форсировать устье реки. У французов двадцать больших речных барок, на которых можно перевести до 5 000 человек и несколько пушек; если они смогут переправить эти силы через реку, русские позиции будут безнадежно потеряны. С другой стороны, если французы потеряют подобные силы — 5 000 человек убитыми или взятыми в плен — это станет для атакующих чувствительным ударом, который заставит их, по крайней мере на время, отказаться от активных действий, а значит, позволит русским выиграть время. В конце-концов, укрепление позиции — всего лишь вопрос времени. Хорнблауэр горячо надеялся, что, прежде чем поднять тревогу, Коул на «Вороне» дал французской флотилии достаточно глубоко забраться в приготовленную для нее мышеловку.

Его внимание привлек оклик с салинга:

— Вспышки пушечных выстрелов с подветренного борта, сэр!

С палубы можно было увидеть лишь слабый отблески пламени, разорвавшие тьму где-то далеко к западу, один, и сразу затем другой.

— Слишком далеко к западу, — заметил Хорнблауэр Бушу.

— Боюсь, что так, сэр.

В этом направлении, на самой границе отмелей, стоял на якоре «Ворон»; занимаемая позиция определялась его малой осадкой. Виккери на