За глупость платят дважды - Саша Фишер

— Отвези нас на берег, слуга! И быстрее!

Шпатц прошел мимо спящего за конторкой инспектора. Рядом с ним на стуле сидел одетый в белую накидку островитянин и читал книгу. Поднял голову, проводил Лелль и Шпатца равнодушным взглядом и вернулся к чтению.

Пустынная набережная. Вдалеке близ перекрестка маячит скучающий полицайский патруль. Шпатц направил Лелль в противоположную сторону. Ему и так каждый шаг давался с диким напряжением, не хватало сейчас еще проверки аусвайсов... Кружным путем будет короче.

Свернул в темный переулок. Потом под арку подворотни, через этот двор он однажды уже проходил, с другой стороны выход на улицу, перпендикулярную Маритимштрассе. Пересечь перекресток.

Снова узкий переулок. Теперь наискосок через небольшой сквер. Фонари уже выключены, между деревьями в темноте — клочья зябкого осеннего тумана. Но Шпатц не чувствовал холода, одно только напряжение, нарастающее с каждым шагом.

Шпатц и Лелль поднялись на крыльцо гостиницы. Пустой холл, Манфред давно спит.

Лестница. Каждая ступенька отдается болью в напряженных мышцах. Пальцы Лелль в ладони казались раскаленными. Она тоже больше не порхала легким танцующим шагом, а двигалась будто сломанная марионетка.

Поворот. Еще один пролет.

Сумрачный коридор.

Шпатц толкнул дверь. Крамм должен был оставить ее открытой. Едва слышно скрипнули хорошо смазанные петли.

Семь шагов до дивана.

Шпатц с усилием усадил Лелль и чуть было не рухнул сам. Но руку ее не выпустил.

— Вот теперь ты у меня в гостях, милая Лелль, — сказал он в полный голос.

Дверь спальни Крамма открылась. Шпатцу было это видно, потому что он сидел боком. Лелль же сидела прямо. Крамм бесшумно приблизился к девушке со спины, в руке его что-то блеснуло. Быстрым движением он поднес предмет к ее плечу и вонзил иглу сквозь одежду.

Глаза Лелль закатились, она медленно завалилась на бок. Шпатц с облегчением выпустил ее пальцы и со стоном откинулся на спинку дивана.

— Очень долго вы гуляли, что-то случилось? — спросил Крамм. — Ты выглядишь бледным.

— Потом, — Шпатц тяжело дышал, борясь с подступающей к горлу тошнотой. В висках бился теперь уже его собственный пульс. Все мышцы разом заныли, как будто он только что зашел в тепло после мороза.

— Значит так, — Крамм начал деловито разворачивать полотнище темной ткани. — Тело в моей спальне. Думаю, будет лучше, если ты перенесешь его в свою. Бутылки я подготовил, они стоят тоже в моей спальне под столом. Канистра там же. Польешь бензином тело, прежде чем все тут поджигать. И вообще разлей его везде побольше, нам нужно, чтобы выгорело вообще практически все. Ты меня слушаешь, герр Шпатц?

— Да-да, герр Крамм, — Шпатц потер глаза ладонями. — Тяжелый вечер получился...

— Но наш план без изменений? — Крамм замер и внимательно уставился Шпатцу в глаза.

Шпатц задумался. Инспектор, контролирующий отправку катеров, спал. Скорее всего, когда они отправлялись на корабль, тоже. Значит записи о том, что Шпатц посещал карпеланское судно, не существует. А свидетельства островитян значения не имеют. Мимо патрулей по дороге к гостинице им удалось проскочить. Впрочем, даже если и нет, то что? По легенде, они с Лелль пришли в номер Шпатца, а посреди ночи какие-то злодеи закинули в окна несколько бутылок с зажигательной смесью. Шпатц выжил, потому что в этот момент был в ванной. Девушка погибла, к сожалению, остались только обгоревшие останки.

— Конечно, герр Крамм, никаких изменений, — Шпатц кивнул. — У нас же осталась еще хотя бы бутылочка пива? Мне надо перевести дух...

— Так что у тебя произошло? — лицо Крамма стало озабоченным. — Ты выглядишь так, что краше в гроб кладут. Как будто не с девушкой по улице гулял, а... ну, я даже не знаю...

— Потом, герр Крамм, — Шпатц махнул рукой. — Сначала закончим начатое.

— Согласен, — Крамм открыл шкафчик и вынул из него последнюю бутылку пива. — Остальное я выпил, пока тебя ждал, извини.

— Ничего, одной будет вполне достаточно, — Шпатц свернул крышку и одним глотком осушил половину бутылки. В голове все еще шумело, но чувствовать он себя стал все-таки получше. Силы постепенно возвращались.

Крамм расстелил темное полотнище перед диваном, осторожно уложил на нее бесчувственную Лелль и тщательно ее завернул. Потом закинул ее себе на плечо и направился к двери.

— Дай мне полчаса, герр Крамм, — он повернулся, придерживая тело девушки правой рукой. — А потом начинай.

Шпатц кивнул. Дверь захлопнулась, он остался один. Откинулся на спинку дивана и прикрыл глаза. Встрепенулся. Нет! Глупее всего было бы сейчас уснуть в одном номере с мертвой девушкой и бутылками с горючей смесью.

Он встал и пошел в комнату Крамма. Мертвая Маргрет лежала на его кровати на боку. Казалось, что она просто спит. Шпатц осторожно подсунул руку под ее талию и колени и приподнял. «Интересно, чего я ожидал? Что она будет мягкой и податливой, как будто сонная, но живая?» — подумал Шпатц.

Тело было деревянным, будто манекен. И тяжелым, кажется, много тяжелее, чем девушка весила при жизни. Шпатцу пришлось тащить ее, неромантично обхватив руками, как бревно. Он бросил ее на свою кровать и выдохнул. Вытер со лба выступивший пот.

Сходил к Крамму за канистрой. Открутил крышку. Снова посмотрел на Маргрет. Она лежала на боку, изуродованная часть лица была скрыта от его взгляда.

— Прости, милая, — прошептал Шпатц и погладил ее по бледной щеке. Кожа была шершавой и холодной. Бровь над закрытым глазом приподнята, будто перед тем, как умереть, девушка была чем-то удивлена. Шпатцу хотелось что-нибудь ей сказать. Умиротворяющее или важное. Ему было жаль, что она погибла. Но изменить ничего уже было нельзя.

— Спи, милая, — сказал он. — Я буду скучать по твоей стряпне. Ты была отличным товарищем, помоги нам теперь в последний раз.

Шпатц наклонил канистру, и прозрачная маслянистая жидкость полилась на тело Маргрет. Бензин промочил ее волосы, впитывался влажными пятнами в постельное белье, брызгами падал на обои и прикроватный коврик. Шпатц лил щедро, пока канистра не опустела.

Посмотрел на себя. Вытер запачканные в бензине руки о штанины. «Наверное, надо переодеться в халат, — подумал он. — А вещи оставить в спальне, будто разбросанные в порыве страсти...» Потом он подумал, что когда полыхнет, вряд ли от тряпок хоть что-то останется.

Шпатц стянул пиджак, бросил его на пол. Развязал галстук.