Ноль-Ноль - Алексей Евдокимов

Антон с Артемом, по-прежнему не разлипаясь, вышли на улицу и сразу (с подачи бритого, понятно) свернули направо, к помойке и гаражам, по рифленой жестяной стене одного из которых распластался синий, баллончиком выполненный призыв: «Бабидского — на кол!»

— Ты ж наверняка слышал: менты народ простой, — приговаривал сыщик вполголоса с нарастающей любезностью. — Если что, особо заморачиваться не станут. Думаешь, стать подследственным — долгое дело?.. Бывает, выскочишь на угол за куревом, а тебя остановят насчет документиков… Нету? — едешь в отделение, и через часика три-четыре как родной подписываешь чистосердечное по сто пятой. Или там придешь к ним сам написать заяву об утере паспорта или газовой пушки, а у ребят висяк… или реальный подозреваемый панаму им хорошую скинул… И все: «ласточка», «слоник», пластиковой бутылкой по почкам… Судьям тоже, между прочим, семьи кормить надо, дети плачут голодные… Вот и готов тебе чирик… пиши потом апелляции… — Они быстро, не в ногу, топали наискось через размываемый сумерками двор, в дальний его конец, мимо спортплощадки с неподвижно нахохленной пацанвой. — Я ж не придумываю, были такие истории… А у тебя тут вообще красиво: прямо у трупа застукали…

— Ладно… — Антон сделал движение освободить руку, но бритый не дал. Сконцентрироваться все не выходило: в башке был торопливый беспомощный сумбур. — Чего ты хочешь от меня?

— Тише, тише. Поговорить хочу.

Они миновали овощной ларек и вышли в Большой Харитоньевский.

— Куда это мы?

— От свидетелей подальше… Только ты смотри: лучше тебе от меня не пытаться бегать. Лучше тебе со мной общаться, чем с операми… Согласен?

— Согласен…

А че я такого, собственно, сделал?.. — осведомился он сам у себя и тут же подумал, что правда, меньше всего ему сейчас охота перед ментами отчитываться.

— Руку-то пусти, — сказал Антон, вяло удивляясь собственной покладистости.

— Щас пущу, — пообещал Артем, но разжал хватку, только когда они, дважды свернув направо и снова очутившись перед Торгово-промышленной палатой, подошли к синей изгвазданной «Ауди», криво, поперек тротуара втиснутой меж «Лексусов» и «меринов», когда бритый отключил сигнализацию и открыл правую дверцу.

Антон, рефлекторно сохраняя недовольный вид, уселся и захлопнулся. Артем почти бегом обогнул капот, прыгнул на водительское место и резво сдал назад. «Аудюха», сильно дергаясь, в несколько приемов вылезла из щели и развернулась мордой в недальнюю слякотную перспективу Гусятникова.

— Будем надеяться, — пробормотал Артем, — никто нас не запомнил… Ты точно там ничего не трогал?..

Антон не ответил. В голове по-прежнему чавкала каша. Сыщик газанул, расшвыривая лужу, но почти сразу притормозил; у швейцарского посольства они свернули направо, бибикнули на шатнувшегося наперерез алкаша и вскоре уперлись в особняк с постом охраны и могучими звездами в чугунной ограде. Слева висел «кирпич», пришлось снова рулить направо, где торопящийся Артем чуть не раздавил какую-то копошащуюся свадьбу. Потом налево. Потом они выехали к Садовому кольцу.

— Ты че, следил за мной? — сформулировал наконец вопрос Антон.

— Что-то вроде…

— И давно?

— Помнишь, ты к этому Саше на работу три дня назад заходил? К Витькиному брату? Я ж тоже думал через Витьку Масарина найти. Но Витька свалил. Я туда, сюда, к брательнику его. Тот на звонки не отвечает, я к нему в офис — и бах: вы как раз из кабака выруливаете… Нетрудно было допереть, что́ тебе от него понадобилось…

— Кстати, ты не узнал, куда свалил Витька?

— Нет…

Антону пришло в голову, что Артем ведь не знает, что на самом деле предшествовало таинственному (с точки зрения несведущего большинства) Витькиному падению из окошка в минувшем августе. Он подумал, не сказать ли бритому, но вовремя пресек свой порыв.

— …Он же правда, по ходу, долбанутый, — пробормотал сыщик. — Может, суициднулся — теперь уже успешно?..

— Или просто сбежал из нашей убогой реальности?..

— Чего? — честно не понял Артем.

Антон не ответил.

— Погоди… — сообразил вдруг. — А как ты сейчас в подъезд попал? Там же код…

Артем хмыкнул бегло:

— По стертым кнопкам догадался.

Они гнали по Садовому в сторону Курского вокзала. Пересекли Покровку. Вскоре Артем крутанул под арку, осененную масштабной вывеской «Стоматология», выведшую в обширный двор с пустой детской площадкой и мокрыми деревянными скульптурами при входе на нее. «Ауди» скромно примостилась за какой-то «мыльницей». Сыщик заглушил движок, снял руки с баранки, но никуда вылезать не стал, а посмотрел на Антона:

— Так зачем ты его искал?

Тот перевел дух, собираясь с мыслями:

— Помнишь, тогда в Питере ты говорил, что слышал сплетни про Маса… мол, у него талант сдвигать людям крышу?..

— Ну?

— Ну так… — дернул себя за нос, — на самом деле все еще интересней… Ты в курсе, что его, Маса, по этому поводу еще люди ищут? Тут, в Москве?

— Какие люди?

Антон рассказал вкратце про Никешу и Марата. С упоминанием индивидуальной шизы каждого. Бритый хмурился, но не перебивал. В соответствии с хронологической последовательностью, Антон изложил ход своих поисков.

— Ну так, а зачем ты все это делал? — чуть наклонил голову Артем.

— Чтобы проверить свою теорию…

— Какую?

— Что у Маса и правда талант… был… Только другой. Он будил в людях их собственные таланты.

Артем смерил его деловитым, без выражения, взглядом — так гопота оглядывает тебя на улице, прикидывая, стоит ли докапываться.

— Какие таланты?

— О которых мы сами не знаем. Или не хотим знать. Или догадываемся, но боимся отдавать себе отчет. И Мас… он даже не то чтобы будил их, я думаю… У него выходило ставить человека, скорее всего, совершенно того не желая, перед фактом наличия такого дара… И человеку было уже от этого не отмахнуться… Марат, про которого я говорил, — он же долго пытался закрыть на свою способность глаза… А потом встретил Маса в ноябре, в Египте… и все началось по новой…

— Да он просто двинутый…

— Не знаю, не психиатр. Но с человеком, у которого, например, абсолютная память, я знаком лично.

— И что? — Артем достал мятую сигаретную пачку, заглянул в нее.

— А то, что это один из самых мрачных и нелюдимых типов, которых я видел в жизни… — Антон сделал просительный жест. Вытянул предпоследнюю «явину».

— Почему? — Бритый резко дунул в пачку, отчего единственная сигарета выстрелила ему в рот.

— А ты представляешь, что это такое: не уметь забывать? Ничего? Ни про кого? — Антон нагнулся к зажигалке, глядя исподлобья. — Ты же в курсе: плохое забывается быстрее, чем хорошее. Это естественный психологический механизм, облегчающий нам жизнь. Да вообще делающий ее возможной… И если ты не совсем уже злопамятный вредный му…к, то мелкие гадости, что сделали тебе другие, ты тоже обычно забываешь. Собственные мелкие обиды на других. Просто что-то плохое про них. Да и про себя… Ведь только так можно жить с людьми, с собой самим. А если помнить ВСЁ — волей-неволей? Любую мерзость про любого человека? Про любого, с кем имеешь дело, про любого близкого тебе… Про себя, опять-таки… — Он вслед за Артемом приспустил окно со своей стороны. — Естественно, ты превращаешься в человеконенавистника, не выносящего ни собственного общества, ни чужого!