Франклин Рузвельт - Георгий Чернявский

На этот раз съезды обеих партий происходили в одном городе — Чикаго. В начале июня 1932 года республиканцы на своем съезде во второй раз выдвинули на президентский пост Г. Гувера. Наблюдатели отмечали одновременно с негодованием и чувством иронии, что жгучие проблемы дня, ужасы депрессии почти совсем прошли мимо его внимания, которое сосредоточилось на вопросе, следует ли сохранить «сухой закон». Выдающийся американский филолог и журналист Генри Луис Менкен (1880—1956), автор многочисленных книг по истории художественной литературы и одновременно острый критик непорядков в стране, прозванный за свою непримиримость иконоборцем, оценил собрание республиканцев как «самое глупое и самое бесчестное, которое он когда-либо видел».

Съезд демократов открылся 27 июня. Он проходил на городском стадионе, вмещавшем почти 35 тысяч человек. 3210 официальным делегатам предстояло не просто выдвинуть кандидата, но и одобрить, хотя бы в самых общих чертах, его президентскую программу, ибо победа их выдвиженца была почти гарантирована. Во избежание каких-либо случайностей важно было продемонстрировать избирателям, что, в отличие от Гувера, Демократическая партия располагает рецептами излечения страны от кризиса.

За съездом непосредственно наблюдали около 30 тысяч зрителей, разместившихся на трибунах. Это был типично американский грандиозный спектакль — свидетельство демократии общества и вместе с тем зрелище, полное драматических коллизий, открытых столкновений, грубых оскорблений, тайных переговоров, взаимных уступок, торга по поводу будущих министерских портфелей, восторженных криков одобрения и яростного топанья ногами и свиста в знак протеста, оглушительной музыки оркестров и хорового пения модных песен. В общем, было на что посмотреть. Здесь было всё — и драма, и трагедия, и фарс, и цирк[18].

Сам Рузвельт в съезде не участвовал, оставаясь в своей губернаторской резиденции в Олбани. Во-первых, это было связано с тем, что организаторы кампании решили не демонстрировать лишний раз состояние здоровья кандидата в президенты. Одно дело — появиться перед сторонниками на краткое время, другое — находиться в лучах прожекторов под бдительным оком делегатов и журналистов неизвестно сколько утомительных дней. Во-вторых, и это было не менее важно, губернатор демонстрировал, что напряженно занимается решением текущих дел, выводом своего штата из кризиса, и это оценили участники съезда. Из Олбани в Чикаго была проложена специальная телефонная линия, о чем позаботился Хоув, и Рузвельт имел возможность ежедневно общаться со своими советниками. Кандидат осчастливил всех делегатов съезда подарками — своими портретами с автографом и граммофонной пластинкой с обращением «специально к вам».

Тридцатого июня на съезде началось выдвижение кандидатов. Всего было названо 11 имен, в их числе наиболее популярными являлись Рузвельт, Смит и Гарнер. Остальные были маловлиятельными политиками, но конъюнктура могла вдруг вывести кого-то из них на первый план.

С самого начала большинство делегатов съезда выступали за кандидатуру Франклина Рузвельта, но необходимых двух третей голосов он не набирал. Возникла угроза, что после длительных и утомительных дебатов появится компромиссный кандидат, за которого в конце концов проголосует необходимое квалифицированное большинство. Это было тем более вероятно, что в первые дни прений сторонники Эла Смита и Джона Гарнера договорились постоянно консультироваться, чтобы не допустить выдвижения Рузвельта, и в совокупности даже несколько увеличили свое число. Во всяком случае Рузвельту не хватало для выдвижения не менее ста голосов. Внезапно усилились шансы Ньютона Бейкера, о котором «Нью-Йорк таймс» в эти дни писала, что он может оказаться наиболее вероятной «темной лошадкой».

Первый тур голосования был предсказуем: Рузвельт получил 666 голосов, Смит — 201, Гарнер — 90, незначительное число голосов досталось еще нескольким претендентам. Бейкер в номинации не фигурировал, но это не утешало, так как никто не знал, что может произойти завтра.

И вот тогда во всю силу заработал рузвельтовский избирательный штаб, прежде всего опытный, вдумчивый и красноречивый Фарли. Он начал скрупулезную работу с отдельными делегатами, убеждая их не затягивать съезд, не раскалывать ряды демократов, не компрометировать себя перед избирателями, выступить за меры, которые способствовали бы возможно более быстрому преодолению депрессии, и т. д. Для каждого собеседника Фарли и его помощники подбирали свои слова, и постепенно стали появляться благоприятные результаты. Во втором туре у Рузвельта прибавились 16 сторонников, в третьем — еще пятеро.

После этого тура Рузвельт по телефону побеседовал с группой влиятельных делегатов, ранее выступавших против него. Кое-кого из них он смог привлечь на свою сторону, используя как логические аргументы, так и умение очаровывать собеседников, которым он уже хорошо овладел. Одновременно Фарли, Флинн и особенно Джозеф Кеннеди, который поддерживал неформальную связь с Уильямом Рэндольфом Хёрстом, смогли убедить газетного магната, что Рузвельт для него менее опасный противник, чем возможный новый компромиссный кандидат Н. Бейкер, известный как отъявленный «интернационалист», то есть сторонник активного вмешательства США в международные дела.

Результат оказался сенсационным: Гарнер, стоявший на третьем месте, передал через своего представителя Мак-Эду, что соглашается снять свою кандидатуру в обмен на пост вице-президента в администрации Рузвельта. Когда перед четвертым туром голосования Мак-Эду объявил, что Калифорния отдает все свои 44 голоса за Рузвельта, в зале поднялась такая буря восторга, что ее не могли утихомирить несколько минут. Четвертый тур оказался последним — Рузвельт стал кандидатом в президенты от Демократической партии.

Узнав об этом, он, не ожидая официальной торжественной информации (по традиции он должен был «подумать» примерно неделю), немедленно отправился в Чикаго на трехмоторном самолете компании Форда, который преодолел сравнительно небольшое расстояние (теперь продолжительность авиарейса составляет меньше часа) за девять часов с двумя остановками. Это был первый полет Рузвельта, который стремился как можно скорее «ковать железо» предвыборной гонки.

Сам по себе факт немедленного принятия новой роли должен был послужить сигналом и партии, и всей нации, что кандидат готов не только действовать быстро, но и не считаться с существовавшими традициями.

Рузвельт появился на трибуне съезда под оглушительный рев сторонников. В сравнительно краткой речи он заявил, что с благодарностью принимает номинацию и клянется «повести американский народ новым курсом». Так впервые был произнесен термин «Новый курс», который, по мнению некоторых авторов, например Т. Моргана, означал мирную революцию в американском обществе.

Речь была спокойной по тону, пафосной по обещаниям, но не очень определенной касательно конкретных намерений. Кандидат в президенты обещал лишь осуществить серьезную реорганизацию экономики Соединенных Штатов. И всё же он брался обеспечить населению работу и безопасность, организовать обширные общественные работы, отменить «сухой закон», понизить таможенные пошлины. Он говорил и о необходимости помочь тем, кто находился на вершине социума, путем снижения процентных ставок на ссудный капитал, уменьшения внешнеторговых тарифов и т. д., так что не вызвал у представителей крупного капитала никаких опасений по поводу потрясения основ социальной системы. Более того, один из виднейших финансовых магнатов, знаменитый игрок на бирже Бернард Барух, ранее выступавший против кандидатуры Рузвельта, теперь перешел в число его сторонников. (Впоследствии он выполнял многочисленные поручения нового президента, в частности стал советником Дирекции по военной мобилизации.)