Я, дьяволица - Катажина Береника Мищук

– Это значит, что ты можешь менять абсолютно все, – продолжал восторгаться Белет.

Я перестала обращать на него внимание. В конце концов, я просто превратила яблоки в помидоры. Подумаешь, большое дело.

Вернулась к чтению документа о Божьей Искре. Кроме того, я могла дышать под водой, спокойно переносила экстремальные температуры и обладала еще некоторыми способностями, совершенно бесполезными в повседневной жизни.

Глава о том, что я могла делать, закончилась. Теперь речь шла о том, чего я делать не могу. Черт!..

Я быстро проглядела ее. Помимо того что я не могла влиять на чувства и эмоции людей и управлять ими, вещей, которые мне были не под силу, почти не было.

Ни слова о сотворении тела и оживлении мертвых. Проклятье!

Я разочарованно вздохнула.

– Что случилось? – спросил Белет.

– Я думала, что там будет написано, что я смогу создать себе тело и снова стать смертной. Раз я могу создавать, думала, что смогу создать и это… И я снова была бы жива, – пояснила я. Хранить эту тайну больше не было смысла.

– Ох, дорогая. Этого никто не может сделать, кроме Всевышнего. – Он погладил меня по плечу. – Но можно сделать это с помощью…

Оставшуюся часть предложения заглушил громкий треск. В дверях, распахнутых с такой силой, что отвалилась пара частей косяка, стоял разъяренный Сатана. За его спиной пряталась кучка демонов.

– Что вы тут делаете?! – прогремел он.

Белет вскочил со стула и показал на меня пальцем.

– Она собиралась сорвать с меня одежду в каком-нибудь укромном месте, – быстро сказал Белет, а затем нахмурился, будто о чем-то глубоко задумался. – Но у нее немного не вышло…

– Немного не вышло?! – Люцифер подошел ближе. – НЕМНОГО?! И так же случайно ее рука соскользнула с твоей ширинки на кнопку моего тайного компьютера?!

Белет улыбнулся и извиняющимся тоном сказал:

– Да, она такая неуклюжая… У нее порой, – добавил он тише, – в темноте даже проблемы с застежкой от лифчика бывают.

– Хватит! – Сатана выглядел так, будто вот-вот взорвется. – Пойдете со мной!

Мы послушно двинулись за ним. Внезапно Люцифер резко остановился.

– Что случилось с моей яблоней?! Это же был единственный отросток Древа Познания Добра и Зла!

Мы сидели в маленькой камере площадью, может, шесть квадратных метров. Я, Белет и… Азазель. Последний был с жутким похмельем. Он лежал на узкой скамейке, из-за чего нам с Белетом пришлось сидеть вплотную друг к другу. Ну, что же… мне пришлось. Красивый дьявол был в восторге от этой ситуации.

У нас отобрали ключи, чтобы мы не попытались сбежать при любом удобном случае. Я со злостью сорвала очередную розочку со своего платья и швырнула ее в противоположную стену. Уже несколько часов я развлекалась этим чрезвычайно интеллектуальным занятием.

Я посмотрела на лежавшего без сил Азазеля.

– Откуда у тебя похмелье? – спросила я. – Ты же дьявол. У тебя не должно быть похмелья.

– Это не похмелье, вызванное алкоголем, – буркнул он, прикрывая глаза, как примадонна. – Это похмелье моральное и эмоциональное. Клеопатра всю ночь танцевала с Цезарем. Кажется, он снова ей нравится.

– Ну, знаешь… они были женаты.

– Ну и что с того? – проворчал он. – А мы были любовниками. Нас связывала дикая страсть.

Я представила себе это и тут же пожалела.

Взглянула на Белета, который снова косился на мой вырез. Он снял пиджак, расстегнул еще несколько пуговиц на рубашке. Выглядел он чрезвычайно притягательно.

– Я вообще не понимаю, почему меня тут тоже закрыли! – воскликнул Азазель. – Я ведь ничего не сделал! А меня заперли с этими дегенератами, которые вламываются в тайные покои Сатаны. Что я делаю в такой компании?!

Мы с Белетом переглянулись. Азазель смог все это себе внушить. Даже невиновность…

– Ты посадил Наполеона в вазу, – заметил мой красавец дьявол.

– А потом подрался с Цезарем, – добавила я.

– В разгар драки вы упали на оркестр, – пробормотал Белет.

– А бедный Майкл Джексон, пытаясь убежать от вас, выпал из окна, – сказала я.

– И упал в фонтан, – добавил он.

– В котором Люцифер держит декоративных пираний, – рассмеялась я.

– Кроме того, во время суматохи, когда ты бросил Цезаря в стену, то попал в зеркало.

– Которое упало на Эрнесто Гевару и Боба Марли, – уточнила я.

– И они облили царицу Екатерину шампанским.

– А у нее было дорогое платье.

Белет повернулся к Азазелю и сказал:

– Я подозреваю, что привлекли тебя как раз за это платье. В конце концов, понимаешь, оно было оторочено соболем и расшито бриллиантами…

– Конечно, смейтесь надо мной, – проворчал Азазель, садясь на скамье. – А Цезаря почему-то не привлекли.

– Ты же знаешь… Цезарь, в отличие от тебя, Люциферу нравится, – сухо заметила я.

– Сразу видно, насколько в Аду процветает коррупция! Сплошное кумовство, – воскликнул он. – Если бы я был тут Сатаной…

Металлическая дверь отворилась. На пороге стоял Люцифер.

– Но Сатана здесь не ты, – злобно процедил он.

Азазель поднялся и встал напротив него.

– Я требую предъявить нам обвинения. Не знаю, что я вообще тут делаю!

– Обвинения будут предъявлены вам в пятницу на суде, – ответил Люцифер. – До тех пор вам строго запрещено покидать Ад. Впрочем, ключей вы все равно не получите.

– Что? – Я даже поднялась. – Как это? Мы не можем вернуться на Землю? Я должна!

– Я предупреждал тебя, Виктория. Теперь уже слишком поздно, – сказал Люцифер и ушел, оставив дверь открытой.

Азазель потянулся:

– Ну что ж… В таком случае надо повеселиться. У нас есть несколько дней свободы.

– Конечно… радуйся, – буркнул Белет. – Это не тебя осудят за проникновение в покои Люцифера.

– Я знаю. – Лицо Азазеля озарила улыбка. – И это во всем этом самое прекрасное!

Я без слов вышла, оставляя их одних. Камера была там, где я и думала, – в огромных подземельях Люцифера. Демон, ожидавший меня у двери, провел меня по лабиринту белых коридоров. Из резиденции Сатаны я вышла через запасной выход.

Приближался закат. Красный диск был уже совсем низко. Мы сидели взаперти гораздо дольше, чем я думала, – почти целый день. Наверняка Люцифер хотел нас этим сломить.

Уже давно сняв туфли, я шла босиком через площадь, неся их в руках. Платье волочилось по земле с тихим шелестом. Нагретая солнцем мостовая приятно согревала ноги, промерзшие во влажной темной камере.