Секретный дневник доктора Уотсона - Фил Гровик

В мое последнее утро на острове я отдельно попрощался с Лоуренсом, потом тихо поговорил один на один с Сарой. Это были особые минуты для нас обоих. Она вручила мне амулет для Джона – по ее словам, чтобы «оберегать от зла, исходящего от больших белых дьяволов», – крепко обняла меня и поцеловала, сказав, что это объятие и поцелуй будут защищать меня, пока я не окажусь в безопасности рядом с женой. Царская семья в сопровождении Томаса пришла на причал, чтобы уже там попрощаться со мной должным образом.

Анастасия и Мария тепло обняли меня, а последняя велела «надрать капитану Ярдли уши» за то, что он за все эти месяцы ни разу с ней не связался. Дольше и крепче всех меня обнимал Алексей, который сказал:

– Вы были одним из самых верных друзей за всю мою жизнь, доктор Уотсон. Мне будет вас ужасно не хватать, но я никогда, никогда вас не забуду. И я молюсь, чтобы вы вернулись к нам, когда сможете.

Затем ко мне подошла Татьяна с маленьким Сиднеем на руках. Она вручила младенца мне:

– Вы – его истинный крестный, доктор Уотсон. И всегда им будете. Я молюсь за вас и обещаю вам следующее: когда-нибудь мой сын найдет способ отплатить вам, хотя бы частично, за все то добро, что вы совершили для меня, моей семьи и моего ребенка. Я люблю вас, доктор Уотсон, и надеюсь, что вы изыщете возможность когда-нибудь вернуться к нам. Если каким-то чудом приедет мой большой Сидней, я расскажу ему, как вы мне помогли.

Она поцеловала меня, я поцеловал Сиднея и вернул его Татьяне.

Царь прощался последним из семьи. У него в глазах стояли слезы. И хотя он силился что-то сказать, у него ничего не получилось, настолько его переполняли эмоции. Казалось, он отчаянно ищет слова, а затем внезапно его лицо озарила улыбка, он поднял обе руки к груди и медленно снял с пальца самое дорогое, что у него было, – обручальное кольцо, и вручил его мне.

Когда я попытался отказаться, Николай сжал мой кулак с кольцом внутри, и я увидел радость в его глазах: он нашел подарок, которым мог показать, как ценит меня и как благодарен мне. Теперь уже я не мог найти слов.

Томас помог залезть в шлюпку, пожал мне руку, велел ни о чем не беспокоиться и пообещал, что мы встретимся в Лондоне, когда он вернется.

По мере того, как шлюпка уходила от причала и приближалась к кораблю, который должен был везти меня домой, фигуры людей, которые были такими близкими на протяжении столь долгого периода времени, все уменьшались и таяли вдали.

9 июля 1919 года

Я вернулся в Лондон меньше чем через пять дней. Мое «спасательное судно» оказалось старым легким крейсером, капитан которого вместе с командой выглядели вялыми и уставшими, как и их корабль. Для них я был неким мистером Уилсоном; капитан не знал Уильяма Ярдли и не мог рассказать новости, которые имели бы для меня значение.

В Харвиче меня встречал матрос, и когда он вез меня в Лондон, у меня в теле с каждой минутой все сильнее бурлил адреналин.

Матрос высадил меня с багажом перед парадным входом в мой дом в восемь вечера. Колени у меня буквально подгибались от волнения и страха. Я подошел к двери, и меня будто парализовало: я не мог позвонить. Потом я все-таки нажал кнопку и услышал донесшийся изнутри знакомый голос:

– Кто там?

В горле у меня внезапно пересохло, как в Сахаре. Я смог лишь невнятно что-то прохрипеть в ответ.

– Кто там? – снова спросила жена.

– Элизабет, дорогая! – Голос наконец вернулся ко мне.

Через какую-то долю секунды дверь резко распахнулась и жена бросилась мне в объятия.

– Джон, Джон, Джон! – Это было все, что она могла произнести между рыданиями.

Мы вошли в дом вместе – вернее, я почти нес жену, так крепко она хваталась за меня. После бессчетного количества поцелуев, слез и криков радости мы наконец отпустили друг друга и со смехом рухнули на диван в гостиной.

У жены накопилось множество вопросов, но вначале я задал свой. Убедившись, что с Элизабет все в порядке, как и всегда, я спросил про Джона. Он уже спал в своей комнате, и мы отправились наверх, чтобы я мог взглянуть на сына. Он лежал на кровати, плотно завернувшись в одеяло, как в сари. Боже, как же он вырос! Я смотрел сверху вниз на своего мальчика и, не в силах сдерживаться, разрыдался. Элизабет отвела меня вниз, чтобы я не разбудил Джона.

Она снова усадила меня на диван и крепко обнимала, пока я плакал, изливая наружу все разочарования, трудности и опасения последнего года. Я ничего не мог с собой поделать, не мог остановить поток слез. Элизабет, как и всегда, все поняла и позволила мне выплеснуть накопившиеся эмоции.

Наконец, когда слезы кончились, я смог спросить Элизабет про Холмса. Ее смущенный и обеспокоенный вид напугал меня.

– Элизабет, в чем дело? Что с Холмсом? Как он?

Жена продолжала смотреть на меня, ее глаза были полны жалости и сострадания, и теперь уже она расплакалась.

– Элизабет, что случилось? В чем дело? – вскричал я.

– О, Джон…

– Элизабет, да говори же! Что с Холмсом?

– Джон, мистер Холмс мертв. Он умер несколько месяцев назад.

Меня будто кто-то ударил в солнечное сплетение; дыхание перехватило.

Я все еще пребывал в состоянии шока, когда Элизабет помогла мне пройти в нашу с ней спальню и переодеться. Наконец я смог задать рациональные вопросы:

– Как? Где?

– В газетах только сообщили, что Холмс находился на судне где-то в Атлантике, возвращался с крайне секретного задания, которое помогло сократить продолжительность войны. Сказали, что корабль потопили немецкие подводные лодки. Погибли все, кто находился на борту. Я сохранила газеты, чтобы ты сам мог их прочитать.

– Элизабет, скажи мне, кто-нибудь из правительства связывался с тобой по этому поводу?

– Да, Джон. Вечером, перед тем как в газетах опубликовали эту историю, ко мне пришел человек. Он заявил, что он из правительства, но не может мне сказать, кто он и даже какую службу представляет. Он говорил про меры безопасности в период ведения войны и все в таком роде. Но это был очень приятный человек, Джон. Он на самом деле тревожился за нас. Первым делом он сказал мне, что ты находишься в полной безопасности, чтобы я не думала, будто с тобой, как и с мистером Холмсом, случилось несчастье.

Затем он сообщил мне про гибель Шерлока. Он сказал, что новость опубликуют в утренних газетах, но информация будет подаваться туманно и публике сообщат не все факты. Он добавил, что это дело сопровождают строгие меры безопасности, так как война продолжается, а вся правда, вероятно, не будет доведена до сведения общественности никогда.

Потом он сказал, что пришел ко мне по собственной инициативе, его никто не посылал. Он лично хотел меня успокоить и сообщить мне, что с тобой все в порядке. Он сказал, что тебя не было вместе с мистером Холмсом, что ты остался там, где был. Место твоего пребывания он не может открыть, но ты занимаешься особым медицинским случаем.