Титан. Жизнь Джона Рокфеллера - Рон Черноу

Лишь с запозданием Рокфеллер разглядел весь потенциал труб, и его вхождение в это направление напоминало своего рода оборону в арьергарде. Он знал, что железные дороги чувствуют угрозу трубопроводов, и некоторое время помогал им отстаивать их интересы, оттягивая введение новой технологии. Затем одна из железнодорожных компаний заставила его изменить планы. Летом 1873 года Пенсильванская железная дорога застигла его врасплох. Она вошла в дело с помощью агрессивной дочерней фирмы «Эмпайр транспортейшн компани», специализировавшейся на срочных грузах, и интегрировала два крупнейших трубопровода Ойл-Крик в свою железнодорожную сеть. До сих пор трубопроводы качали нефть только на короткие дистанции, от устья скважины до станции, но теперь можно было предположить, что трубы протянутся на большие расстояния и выживут железные дороги как таковые. Что еще хуже, с точки зрения Рокфеллера, «Эмпайр» казалась предвестником монополии на трубы во главе с Томом Скоттом из Пенсильванской железной дороги, когда-то одним из заговорщиков, а теперь его соперником. Паранойя Рокфеллера была в полной мере оправдана. Том Скотт вечно перебегал с одной стороны на другую, он пошел на тактический компромисс с Рокфеллером, но в целом боялся «Стандард Ойл» и надеялся разбить ее монополию в нефтепереработке, предположительно заменив собственной.

Рокфеллер сделал мастерский ответный ход. Для создания системы трубопроводов он призвал Дэниела О’Дэя, одну из самых ярких фигур в истории «Стандард». О’Дэй, грубый решительный ирландец, родившийся в графстве Клэр, смягчал свою суровую тактику умом и обаянием. Он вдохновлял преданность среди подчиненных и наводил ужас на противников. Старая потасовка в Ойл-Крик оставила на лбу О’Дэя шрам, теперь служивший постоянным напоминанием о его боевом подходе к делу. В 1874 году «Стандард» создала «Американ трансфер компани» во главе с О’Дэем для сооружения системы трубопроводов. Отвоевывая позиции, Рокфеллер также приобрел треть доли в «Вандергрифт энд Форман», принадлежащей Джейкобу Дж. Вандергрифту, капитану парохода, который объединил свои нефтеперегонные предприятия со «Стандард Ойл». Трубопроводы Вандергрифта сформировали ядро новой компании, «Юнайтед Пайп Лайнс», изображающей независимость от «Стандард Ойл». Дав небольшие доли в «Юнайтед» Уильяму Г. Вандербильту из Нью-Йоркской Центральной и Амасе Стоуну из «Лейк Шор», Рокфеллер еще больше привязал к себе дружественные железные дороги. Это позволило ему извлекать максимум преимуществ и из двух железных дорог, и из трубопроводов, до тех пор пока эти транспортные средства сосуществовали в нефтяном деле. Когда летом 1874 года владельцы первых трубопроводных систем сформировали пул, чтобы установить тарифы и распределить квоты между якобы конкурирующими сетями, трубы Рокфеллера получили целых тридцать шесть процентов доли рынка.

Имея «Америкен трансфер» и «Юнайтед пайп Ллйнс», Рокфеллер теперь сидел почти на трети сырой нефти, текущей из скважин Ойл-Крик. С этого момента влияние «Стандард» в транспортировке нефти станет таким же всеобъемлющим и еще более прибыльным, чем ее уникальное, не знающее равных положение в переработке. Эта сила являлась источником многих искушений. Нефтяник мог наткнуться на золотую жилу и неожиданно почувствовать себя сказочно богатым, но, если он не мог подсоединить фонтан черной жидкости к трубопроводу, она была бесполезна. Бурильщики всегда считали, что Рокфеллер держит их в тисках не на жизнь, а насмерть, а когда трубы «Стандард Ойл» вторглись на месторождения, извиваясь по склонам Ойл-Крик, его мощь приняла пугающе ощутимые формы.

В апреле 1874 года, как и подобало компании в статусе нового нефтяного колосса, «Стандард Ойл» переехала в новое четырехэтажное здание, воздвигнутое Рокфеллером и Харкнессом на Юклид-авеню, 43, к востоку от Паблик-сквер. Два этажа за солидным каменным фасадом, которые занимала фирма, были просторны и полны воздуха, а через стеклянную крышу над центральной лестницей проникало много света. Каждое утро, ровно в девять пятнадцать, прибывал Рокфеллер, элегантно одетый, на запонках из черного оникса выгравирована буква R; для человека со скромным сельским происхождением он был неожиданно щепетилен. «Господин Рокфеллер входил со спокойным достоинством, – вспоминал один клерк. – Он был безупречно одет, будто с иголочки. Он носил с собой зонт и перчатки и ходил в высоком цилиндре»1. Рокфеллер настолько был убежден, что ботинки должны сиять, что бесплатно поставил набор для полировки обуви в каждое подразделение. Высокий и бледный, с аккуратно подстриженными рыжевато-золотистыми бакенбардами, он посещал парикмахера каждое утро в один и тот же час. Он был невероятно пунктуален, по его словам: «Человек не имеет права без необходимости тратить время другого человека»2.

С характерной для него невозмутимостью Рокфеллер тихо желал коллегам доброго утра, справлялся об их здоровье, затем исчезал в своем скромном кабинете. Даже внутри царства «Стандард Ойл» его перемещения казались сотрудникам столь же призрачными, как казалось призрачным его присутствие самым напуганным антагонистам в Титусвилле. Один секретарь отметил: «Он ловок. Я ни разу не видел, как он входит в здание или выходит из него»3. «Его никогда нет, но он всегда там», – вторил ему коллега4.

Рокфеллер редко назначал встречи незнакомцам и предпочитал, чтобы к нему обращались в письменном виде. Он всегда опасался промышленного шпионажа, не хотел, чтобы люди знали больше, чем необходимо; одного коллегу он предупреждал: «Я был бы очень осторожен, назначая [кого-то] на должность, где человек может узнать о нашем деле и доставить нам неприятности»5. Даже близкие соратники находили его непроницаемым, говорили, что он неохотно раскрывает свои мысли. Один из них написал: «Его затянувшиеся паузы несколько озадачивали, мы даже не могли определить, согласен он или нет»6. Рокфеллер приучил себя к секретности и натренировал лицо, чтобы оно держалось, как каменная маска, так что, когда подчиненные приносили ему телеграммы, они не могли определить по выражению его лица, были ли новости благоприятными.

Рокфеллер приравнивал молчание к силе. Слабые люди не сдержанны и болтают с репортерами, тогда как благоразумные бизнесмены придерживаются собственных суждений. У него было два любимых изречения: «Успех приходит к тем, у кого уши раскрыты, а рот закрыт» и «Кто дело заменил словами, похож на грядку с сорняками»7. Образ жизни глухонемого, который вел Большой Билл, любопытным образом предопределил привычку его сына слушать как можно больше и говорить как можно меньше для достижения тактического преимущества. В ходе переговоров, он пользовался своей среднезападной молчаливостью, выбивая людей из колеи и заставляя гадать о его реакциях. В гневе он становился пугающе тихим. Рокфеллеру нравилось рассказывать, как разъяренный подрядчик ворвался в его кабинет и разразился гневной тирадой, а сам он сидел, склонившись над письменным столом, и не поднял головы, пока тот не выдохся. Затем повернулся в своем вращающемся кресле, взглянул на посетителя и холодно спросил: «Я не разобрал, что вы говорили. Вы не могли бы повторить?»8.

Значительную часть времени он проводил за закрытыми дверями своего кабинета, где мелом на доске были написаны цены на нефть. Сложив руки за спиной, он мерил спартански обставленный кабинет шагами. Периодически он выбирался из своей берлоги, подставлял стул и изучал бухгалтерские книги, быстро набрасывая вычисления в блокноте. (Во время встреч он постоянно что-то рисовал и делал пометки.) Часто он стоял у окна, недвижимый, как статуя, и мог минут пятнадцать смотреть в небо. Однажды он задал риторический вопрос: «Разве не происходит так, что многие из нас, кому не удается добиться большого успеха… терпят неудачу, потому что в нас недостаточно концентрации – искусства сосредоточить разум на одной вещи, которую следует сделать в нужное время, откладывая все остальное?»9