Эрхегорд. 3. Забытые руины - Евгений Рудашевский

– Ты сказал, что постичь себя – значит назвать вещи своими именами. Признать, что ты такой, каким стал. Хорошие слова. Но ты в них по-настоящему никогда не верил. А когда пришел сюда убить в себе отца, сделал все, чтобы его спрятать. Готов был сам погибнуть в вечных блужданиях, затеряться в лабиринтах своего сознания, быть может, со временем добраться до глубин своего одиночества – что угодно, только бы не убивать Илиуса еще раз.

– Но…

– Зеркалá.

– Что?

– Ты закрыл все зеркала. Во всех комнатах они завешены тканью или повернуты к стене. Ты не обратил внимания?

– Нет…

– Открой это зеркало.

– Что?

– Открой.

Теор неуверенно посмотрел на меня. Потом на зеркало, перед которым мы стояли. Протянул дрожащую руку. Смял в кулаке край ткани. Замер. Потом резко рванул.

Отражение испугало нас обоих.

Я был уверен, что смогу отговорить Теора от задуманного, но в решающий момент сам онемел.

В зеркале отражались два человека. Напротив Теора стоял его отец. Илиус. Полностью одетый, как Теор, – в цаниобе, из-под которой выглядывал узкий черный костюм с тугим воротом, с хлястником на поясе. Они были на удивление похожи. А передо мной… Моим отражением в зеркале стоял незнакомец из потняцкой Гориндела. Металлическая перчатка. Сигва на левой кисти. И бездонный черный взгляд, устремленный прямиком на меня.

Прежде чем я успел что-либо произнести, Теор с протяжным, рвущимся криком выхватил мой меч. Обхватил рукоять двумя руками. Отвел их за спину и, вложив все в силу бокового удара, пронзил Илиуса сверкнувшим острием.

Не было лязга разбитого зеркала. Не было криков. Вообще не было звуков. Сталь легко вошла в тело. Теор в страхе отшатнулся. Его руки разомкнулись. Меч остался в животе отца. Второе отражение пропало. Да и зеркало исчезло – вместе с кочевой санной. Мы стояли посреди пустой кирпичной комнаты. Вместо входной двери – однообразная кладка стены. Ни мебели, ни печки. Когда я вновь повернулся к Илиусу, увидел, что и он пропал. На полу – лужа потемневшей, давно запекшейся крови. Посреди нее – мальчик лет десяти. Меч лежал рядом.

– Что это? – рассеянно, чуть пошатываясь, спросил Теор.

Я не ответил. Поднял меч, вложил его в ножны. Отошел на несколько шагов. Заметил, что пространство вокруг начинает темнеть.

Теор опустился на колени. Протянул к мальчику руки. Повернул его лицом вверх и не сдержал стона. Мальчиком был он сам. Совсем еще юный Теор.

В сгустившихся сумерках я видел, что Теор плачет. Вцепился пальцами в грудь мальчика. Весь дрожал. Мальчик не отвечал. Он был без сознания.

Темнота накрыла нас тяжелой духотой. Шершавый воздух разрывал горло. Каждый вдох отзывался болью. А в следующее мгновение я толкнул дверь и шагнул вперед.

Просторное помещение, едва высвеченное солнечным светом, – он с трудом просачивался в щели ставней. Высокий потолок. Свал из стульев, лавок, битой керамики и ломаных досок. Смутным силуэтом возвышался трон. Мы вернулись в приемный зал ратуши. Выбрались из комнаты Нитоса.

В руках я сжимал плотный кожаный кисет. Растерянно осмотрел его. Не мог вспомнить, откуда он взялся.

Нужно было скорее выбираться на улицу.

Я судорожно сунул кисет за пазуху цаниобы, подобрал с пола веревку, которой мы прежде обвязывались. Обернулся. Увидел, как из комнаты выходит Теор. На его руках лежал мальчик. Мальчик по-прежнему был без сознания. Худое тело, укутанное в мешковатое вретище. Сам Теор едва стоял на ногах. Его била дрожь.

– Нужно обвязаться. – Я показал веревку.

– Нет… – Теор с трудом выговаривал слова. – Возьмите…

– Нужно обвязаться!

– Нет времени…

Теор, едва не падая, сунул мне мальчика. Я неловко обхватил его руками. Холодное, но живое тело.

– Быстрее!

Теор, покачиваясь, то и дело спотыкаясь, побежал в коридор. Я поторопился за ним, надеясь только, что при такой сумятице в моей голове просто не найдется места страхам, которые могли бы здесь, в ратуше, обрести ощутимую плоть.

Теор несколько раз останавливался. Упирался руками в стену. Часто, натужно дышал. Сплевывал густую слюну. Стонал. Потом вновь бежал вперед, неуклюже раскидывая длинные ноги.

Ни звуки, ни видения так и не побеспокоили нас. Больше не было ни лечавки, ни пугающих трещин. Обычные руины давно заброшенного здания.

Спустились по парадной лестнице. Теор, окончательно ослабев, правой ногой зацепился за свою же левую и упал. Керамические осколки впились ему в ладони. Крови не было. Я удобнее перехватил мальчика, прошел мимо. Решил не останавливаться. Нужно было скорее позвать на помощь. Один я бы не вытащил двоих. Вперед – к распахнутым дверям.

Вырвался на свежий простор парадной веранды. Заметил поджидавших внизу людей и, не глядя, бросил им:

– Сюда!

Осторожно положил мальчика на усыпанную землей и штукатуркой каменную плиту. Коснулся его шеи, надеясь услышать биение сердца.

– Ну же! Теор внутри. Нужно его вытащить. Тут рядом.

– Я сам.

Теор замер в дверном проеме. Навалился на косяк, но смотрел не на мальчика, которого вынес из комнаты Нитоса, хоть и должен был бы удивиться его появлению, а вниз, на поджидавших нас людей.

– Да что вы там встали! – Я поднял взгляд.

Двое в кожаных доспехах и легких цанирах. Один стоял с обитой медью дубинкой. Второй держал арбалет. Острие болта поблескивало в лучах утреннего солнца.

Я только сейчас понял, что в комнате Нитоса мы провели целую ночь. Часа два назад над Авендиллом вскрылся рассвет…

– Вот так встреча. – Тот, что стоял с дубинкой, усмехнулся.

Короткая бородка. Точеное обветренное лицо.

– Кто вы?… – растерянно прошептал я.

Не вставая, потянулся рукой к мечу.

– Я бы не делал этого, – спокойно произнес арбалетчик.

– Магульдинцы, – выдавил Теор.

Никого из нашего отряда поблизости не было.

Я настороженно оглядывался, стараясь найти хоть какую-то примету, которая подсказала бы, что тут случилось ночью. Боялся увидеть кровь и мертвые тела.

– Что вы тут делаете? – Красный посмотрел на меня. – Кто вы?

Я не ответил. Растерянно ждал. Понимал, что мы угодили в ловушку, но надеялся на помощь спутников. Не верил в их смерть. Красные наверняка и не думали встретить нас, иначе привели бы куда больше наемников. Просто установили дозор возле ратуши. Гийюд готовился исполнить задуманное, ведь он сам говорил, что после неудачи с Пожирателем попробует разобраться с ратушей. Такие мысли успокаивали.

Зазубренный наконечник арбалетного болта неизменно указывал в мою сторону. Одно неосторожное движение пальцем, и… с такого расстояния трудно промахнуться.