Ковчег царя Айя. Роман-хроника - Валерий Воронин

Муса вытащил медальон с портретом Шарля и протянул его отцу. Тот уже был наслышан об этом амулете от своей сестры и очень хотел увидеть нечто, когда-то принадлежащее ему самому. Долго рассматривал собственный портрет, говоря о схожести с другим, висевшим в его кабинете. А Муса рассказывал ему о женщине, которую Шарль любил в молодости, – о Луизе. Рассказывал все, что знал, вплоть до того момента, как спустя годы нашел мать. В доме, где содержатся душевнобольные люди.

И вдруг Шарль запел: «Я прощаюсь с тобой на века, на века…»

По его щекам потекли крупные слезы, и он не мог их остановить… «запоздалый прибой бередит берега…»

– Прости, сын… – Шарль глубоко вздохнул и какое-то время молчал, а затем, напрягая память, сообщил, – кажется, ее звали Лу, кошка Лу… из Дижона.

– Мою мать зовут Луиза, – поправил его Муса.

– Да, да – Луиза. Только я звал ее Лу. Моя милая Лу… Послушай, Марсель, позови сюда мадам Лючию. Я должен ей кое-что сказать.

И когда Муса выходил из кабинета, где они уединились с отцом, тот крикнул вдогонку:

– Нет, позови всех – и Жана, и Кэт. Это всем важно знать.

Муса послушно привел в кабинет отца все семейство Лотреков, и Шарль, глядя на мадам Лючию, запел:

– Я прощаюсь с тобой…

Он пел, и все слушали эти грустные, идущие от сердца слова. А когда Шарль замолчал, мадам Лючия спросила:

– Неужели нашел?

– Да, – подтвердил Шарль, – теперь я все знаю. Но прежде скажи ты.

– Хорошо, скажу.

Мадам Лючия рассказала о первых днях пребывания Шарля в их доме, о том, как пыталась узнать адрес, по которому тот проживал. Но Шарль ничего не помнил, единственное, что ему пришло на ум, – слова именно этой баллады. Но к чему они? Тогда Шарль предположил, что у него была жена, которую он сильно любил. И эта баллада каким-то образом связана непосредственно с ней. Именно поэтому, когда он интересовался у Софи, есть ли у графа жена, то хотел выяснить именно это. Софи сказала, что жена очень давно умерла. Этот ответ нас озадачил… Откровенно говоря, я не предполагала, что именно сейчас Шарль найдет ту самую женщину. Кто же она?

– Это Лу, Луиза Симсон, мать Марселя, – сообщил радостно Шарль, – и, оказывается, она жива до сих пор, хотя мысленно все мы ее похоронили давно. Так ведь?

Мадам Катрин утвердительно кивнула головой.

– Но что я хочу сказать… Вот этот медальон…. Перед тем, как подарить его своей Лу, я носил его к колдунье, дабы та заговорила его. И теперь, если бы Луиза изменила мне, то пострадала бы обязательно. В конце концов, так и случилось. Она, конечно, пострадала. Но несчастными всю жизнь были и она, и я. Кто от этого выиграл? Я оказался глупцом…

Если любишь человека, то верь ему до конца. А если он тебе изменил, найди в себе силы и прости. От такого поступка будет легче жить тебе самому. К сожалению, прозрение приходит к нам слишком поздно, уже на склоне лет.

– Шарль…, – мадам Катрин удивленно посмотрела на брата, – я никогда не слышала от тебя таких слов. Прежде ты не высказывался так откровенно. Да еще при стольких людях.

– Кэт, – мягко сказал Шарль, – просто я сейчас осознал, почему так грустно было мне два последних года. И очевидно – все те годы, что прожил без Лу.

Шарль подозвал к себе мадам Лючию и обнял ее.

– Меня спасла от смерти эта женщина. И я при всех сообщаю, что никогда ее не оставлю. Она станет жить здесь вместе с нами. Так будет правильно.

– Да, так будет правильно, – согласилась ее сестра, – но скажи, Шарль, кого же ты любишь сейчас?

Шарль сжал губы, а затем улыбнулся:

– Томаса! И это чистая правда.

Все рассмеялись, а Жан, слушавший в напряжении рассказ отца, вдруг громко сказал:

– Но ведь есть еще золотое кольцо нашего деда Жана-Батиста. И оно не даст нам спокойно жить. Любовь не поселится в этих стенах до тех пор, пока мы не восстановим историческую справедливость.

В кабинете графа наступила гробовая тишина.

– Сын, не нужно было сейчас заводить этот разговор…, – сказал Шарль, – мы бы смогли обсудить нашу тайну потом.

– Но отец! Марсель скоро уезжает в Россию. Он мог бы взять с собой эту реликвию, чтобы вместе с затвором отвести их в Крым и вернуть на место, где они были всегда.

Шарль согласно кивнул головой. Историю с золотым кольцом ему рассказала сестра Кэт уже на второй день после возвращения в родной дом. И он неоднократно разворачивал старую тряпицу и внимательно рассматривал реликвию. Муса вторично принес с собой золотой затвор, и отец, установив его в петли, удивился, как ладно тот подошел. Так что заявление Жана не застало его врасплох.

– Вот что я тебе отвечу, – сказал граф, – мысли ваши правильны. Но так просто от этого золота избавиться невозможно.

– Но мы… Мы не избавляемся, – горячился Жан, – мы лишь восстанавливаем историческую справедливость.

– Историческую справедливость… Если бы все оказалось так просто.

Насколько я понимаю, на этом кольце есть чья-то кровь. И пролил ее мой собственный отец Жан-Батист. Теперь обычным образом мы не можем убрать из семьи эту реликвию. Она должна оставаться у нас. Возможно, долго.

– Но зачем? – воскликнул Жан.

– Наш род должен отработать ту кровь, что пролита ради этой реликвии, но не как духовной ценности, а как презренного куска золота.

– Шарль… Шарль, – в голосе мадам Катрин появились слезы, – значит, и Том, а, возможно, и его дети обречены на те же страдания, которые достались тебе?

Граф повел плечами.

– Не знаю… Хочется верить, что своей жизнью я искупил большую часть греха, доставшегося мне в наследство от моего отца. Так что Томасу будет полегче…

– Отец! – снова воскликнул Жан, – но ведь мы уже решили с Марселем, что тот заберет кольцо с собой.

Шарль криво усмехнулся.

– Может быть, Господь и уберег вас от этого шага, «воскресив» меня и вернув домой. Иначе бы… Словом, могло случиться непоправимое. А Марсель… Ты смело можешь свой золотой затвор вернуть на то место, откуда взял дед твоей жены. Это ведь судьба твоей новой семьи и, тем более, на затворе нет пролитой крови.

Жан не был согласен с таким решением отца, но в глаза высказать свое недовольство не посмел. Будущее покажет, кто из них был прав.

Еще прошло много времени, пока Муса Джалиль вернулся со своим полком в Россию, пройдя пешком от Парижа до берегов родной Волги. Как он радовался, увидев жену и сына Мустафу, как смеялся, подбрасывая его вверх. С каким воодушевлением рассказывал о походе во Францию и о новой родне. Шутка сказать, он, Муса Джалиль, принадлежит к знатнейшему роду! А его жена, Адель, не могла насмотреться на красавца-мужа. Ведь ушел он из дому почти мальчишкой, а вернулся настоящим богатырем-мужчиной.