Избранная - Вероника Рот

Я киваю. Альтруизм подготовил меня к этой стороне жизни Лихости. Альтруисты не манипулируют людьми, но и откровенными их не назовешь.

– Впрочем, я вряд ли смогла бы выдержать инициацию Правдолюбия. – Она качает головой. – Там вместо симуляций проходишь проверку на детекторе лжи. Весь день, каждый день. А последний тест…

Она морщит нос.

– Тебе дают какую-то дрянь под названием «сыворотка правды», сажают перед всеми и задают кучу по-настоящему личных вопросов. Теоретически, если ты выдашь все свои секреты, у тебя навсегда пропадет желание лгать. Вроде как худшее о тебе уже известно, так почему не быть просто честным?

Не знаю, когда я успела собрать столько секретов. Я – дивергент. Страхи. Подлинные чувства к друзьям, родным, Алу, Тобиасу. Инициация Правдолюбия докопалась бы до того, что неподвластно даже симуляциям; она уничтожила бы меня.

– Звучит ужасно, – замечаю я.

– Я всегда знала, что не могу быть правдолюбкой. В смысле, я стараюсь быть честной, но некоторые вещи лучше держать при себе. К тому же мне не нравится, когда мои мысли контролируют.

А кому из нас нравится?

– Ладно.

Она распахивает шкафчик слева от нашей двухъярусной кровати. Из открытой дверцы вылетает моль, белые крылья несут ее к лицу Кристины. Подруга визжит так громко, что я едва не выпрыгиваю из штанов и шлепаю ее по щекам.

– Убери ее! Убери, убери, убери, убери! – верещит она.

Моль улетает.

– Она улетела. – Я смеюсь. – Ты боишься… моли?

– Гадость какая. Тонкие крылышки, дурацкая жирная тушка…

Она содрогается.

Я продолжаю смеяться. Я смеюсь так сильно, что сажусь и хватаюсь за живот.

– Это не смешно! – рявкает она. – Ну… ладно, может быть, и смешно. Чуть-чуть.

Когда я встречаю Тобиаса позже вечером, он ничего не говорит, просто хватает меня за руку и тащит к железнодорожным путям.

Он с изумительной легкостью запрыгивает в вагон и поднимает меня за собой. Я падаю на него, прижимаюсь щекой к его груди. Его пальцы скользят по моим плечам, и он держит меня за локти, пока вагон подпрыгивает на стальных рельсах. Я смотрю, как стеклянное здание над лагерем Лихости съеживается позади.

– Что ты собирался мне сказать? – Я перекрикиваю рев ветра.

– Еще не время.

Он плюхается на пол и увлекает меня за собой, так что он сидит спиной к стене, а я лицом к нему, свесив ноги на пыльный пол. Ветер выбивает пряди из моих волос и швыряет мне в лицо. Тобиас прижимает ладони к моему лицу, скользит указательными пальцами за уши и приникает к губам.

Я слышу скрежет рельсов – поезд замедляет ход, а значит, мы приближаемся к центру города. Воздух холодный, но губы Тобиаса теплые, как и его руки. Он наклоняет голову и целует меня в подбородок. Хорошо, что рев ветра заглушает мой вздох.

Вагон шатает, я теряю равновесие и опускаю руку, чтобы не упасть. Через долю секунды я понимаю, что моя рука упирается в его бедро. Под ладонью чувствуется кость. Я должна убрать руку, но не хочу. Как-то раз он сказал, что я должна быть храброй, и хотя я не шевелилась, когда ножи летели мне в лицо, когда прыгала с крыши, мне и в голову не приходило, что храбрость может потребоваться в такие простые мгновения. Но вот потребовалась.

Я ерзаю, перекидываю ногу, усевшись верхом, и с замирающим сердцем целую его. Он выпрямляется, и я чувствую его ладони на плечах. Его пальцы скользят по моей спине, и дрожь спускается за ними к пояснице. Он расстегивает мою куртку на пару дюймов, и я прижимаю ладони к ногам, чтобы они перестали дрожать. Мне не о чем беспокоиться. Это Тобиас.

Холодный воздух касается голой кожи. Тобиас отстраняется и внимательно смотрит на татуировки над моей ключицей. Он гладит их пальцами и улыбается.

– Птицы, – произносит он. – Это воро́ны? Все время забываю спросить.

Я пытаюсь улыбнуться в ответ.

– Во́роны. По одному для каждого члена моей семьи. Тебе нравится?

Он не отвечает. Он притягивает меня ближе, прижимается губами к каждой птице по очереди. Я закрываю глаза. Его прикосновения легкие, нежные. Томное, теплое чувство, тягучее, как мед, наполняет мое тело, замедляет мысли. Он касается моей щеки.

– Очень жаль, но пора вставать.

Я киваю и открываю глаза. Мы оба встаем, и он тянет меня за собой к открытой двери вагона. Ветер немного стих, после того как поезд замедлил ход. Уже за полночь, все фонари погасли, и здания похожи на мамонтов, возникая из темноты и вновь погружаясь в нее. Тобиас поднимает руку и указывает на скопление зданий, таких далеких, что они кажутся не больше ногтя. Это единственная яркая точка в темном море вокруг нас. Снова штаб-квартира Эрудиции.

– Очевидно, городские постановления ничего для них не значат, – произносит он, – потому что свет будет гореть всю ночь.

– Больше никто не замечает? – хмурюсь я.

– Наверняка замечают, но ничего не делают. Возможно, не хотят устраивать шум из-за такого пустяка. – Тобиас пожимает плечами, но его напряженное лицо тревожит меня. – Но мне хотелось бы знать, для чего эрудитам нужен свет по ночам.

Он поворачивается ко мне, прислоняясь к стене.

– Ты должна узнать обо мне две вещи. Во-первых, я отношусь к людям крайне подозрительно. В моем характере ожидать от них самого худшего. А во-вторых, внезапно оказалось, что я прекрасно разбираюсь в компьютерах.

Я киваю. Он говорил, что его вторая работа связана с компьютерами, но мне все равно трудно представить, как он целый день сидит перед монитором.

– Несколько недель назад, перед началом обучения, я был на работе и нашел путь в секретные файлы Лихости. По-видимому, мы не так искушены в секретности, как эрудиты. То, что я обнаружил, походило на военные планы. Слабо завуалированные команды, списки припасов, карты. Все в таком духе. И эти файлы были присланы эрудитами.

– Война? – Я смахиваю волосы с лица.

Всю жизнь я слушала, как отец оскорбляет эрудитов, и научилась остерегаться их, а опыт, полученный в лагере Лихости, научил меня остерегаться властей и людей в целом, так что меня не шокирует мысль, будто фракция способна планировать войну.

И еще слова Калеба. «Происходит что-то важное, Беатрис». Я поднимаю глаза на Тобиаса.

– Война с Альтруизмом?

Он берет меня за руки, переплетает пальцы с моими и отвечает:

– С фракцией, которая контролирует правительство. Да.

У меня екает в животе.

– Все эти отчеты должны вызвать возмущение против Альтруизма. – Он не сводит глаз с города позади поезда. – Очевидно, эрудиты хотят ускорить процесс. Понятия не имею, что с этим делать… и что вообще можно сделать.

– Но почему эрудиты решили объединиться с лихачами? – спрашиваю я.