Избранная - Вероника Рот

Он качает головой и смотрит на полуразрушенное здание справа от себя, которое сделано из кирпича и мало напоминает гладкую стеклянную иглу за моей спиной. Наверное, оно древнее. Никто больше не строит из кирпича.

– Да и вообще, какое тебе дело? Ты можешь быть либо жестоким инструктором, либо заботливым бойфрендом.

Я напрягаюсь при слове «бойфрендом». Я не собиралась использовать его так легкомысленно, но уже слишком поздно.

– Нельзя играть обе роли одновременно.

– Я не жестокий, – хмурится он. – Я защищал тебя сегодня утром. Как по-твоему, что сделали бы Питер и его идиоты-дружки, если бы узнали, что мы с тобой…

Он вздыхает.

– Ты ни за что бы не победила. Они бы непременно объявили твой ранг результатом моего покровительства, а не твоего мастерства.

Я открываю рот, чтобы возразить, но не могу. На ум приходит несколько достойных ответов, но я отмахиваюсь от них. Он прав. Мои щеки горят, и я остужаю их ладонями.

– Не надо было меня оскорблять, чтобы что-то им доказать, – наконец говорю я.

– А тебе не надо было сбегать к брату, только потому что я тебя обидел. – Он скребет в затылке. – К тому же… разве это не сработало?

– За мой счет.

– Я не думал, что это так на тебя повлияет. – Он опускает взгляд и пожимает плечами. – Иногда я забываю, что могу причинить тебе боль. Что тебе можно причинить боль.

Я засовываю руки в карманы и раскачиваюсь на пятках. Меня пронизывает странное чувство – приятная ноющая слабость. Он сделал то, что сделал, потому что верил в мою силу.

Дома сильным был Калеб, потому что умел забывать о себе, потому что все качества, которые ценили мои родители, давались ему без труда. Никто и никогда не был так убежден в моей силе.

Я встаю на цыпочки, запрокидываю голову и целую его. Наши губы едва соприкасаются.

– Ты знаешь, что ты потрясающий? – Я качаю головой. – Всегда точно знаешь, что делать.

– Только потому, что долго думал об этом. – Он быстро целует меня. – О том, что бы делал, если бы мы с тобой…

Он отстраняется и улыбается.

– Мне послышалось или ты назвала меня своим бойфрендом, Трис?

– Не совсем. – Я пожимаю плечами. – А что? Хочешь, чтобы называла?

Он обхватывает меня ладонями за шею и нажимает большими пальцами под подбородок, запрокидывая мне голову, чтобы прижаться лбом к моему лбу. Мгновение он просто стоит с закрытыми глазами и дышит одним воздухом со мной. Я чувствую пульс в кончиках его пальцах. Чувствую его учащенное дыхание. Похоже, он нервничает.

– Да, – наконец отвечает он.

Затем его улыбка гаснет.

– Как ты думаешь, он поверил, что ты просто глупая девчонка?

– Надеюсь. Иногда полезно быть маленькой. Но я не уверена, что смогла убедить эрудитку.

Уголки его рта опускаются, и он мрачно смотрит на меня.

– Я должен кое-что тебе сказать.

– Что именно?

– Не сейчас. – Он оглядывается. – Встретимся здесь в половине двенадцатого. Никому не говори, куда идешь.

Я киваю, и он поворачивается и уходит так же быстро, как и пришел.

– Где ты была весь день? – спрашивает Кристина, когда я возвращаюсь в спальню. В комнате пусто, видимо, все на ужине. – Я искала тебя на улице, но не нашла. Все нормально? Тебя наказали за то, что ты ударила Четыре?

Я качаю головой. При мысли о том, чтобы рассказать ей, где я на самом деле была, на меня наваливается усталость. Как я смогу объяснить порыв вскочить на поезд и навестить своего брата? Или жуткое спокойствие в голосе Эрика, когда он меня допрашивал? Или, для начала, причину, по которой я взорвалась и ударила Тобиаса?

– Мне просто нужно было уйти. Я долго бродила вокруг лагеря. И нет, меня не наказали, – отвечаю я. – Он накричал на меня, я извинилась… вот и все.

Я старательно смотрю ей в глаза и держу руки по швам.

– Хорошо, – произносит она. – Потому что мне нужно кое-что тебе рассказать.

Она смотрит поверх моей головы на дверь и встает на цыпочки, чтобы оглядеть все кровати – возможно, проверяет, пусты ли они. Затем она кладет ладони мне на плечи.

– Можешь побыть девочкой пару секунд?

– Я и есть девочка, – хмурюсь я.

– Ты знаешь, что я имею в виду. Глупенькой, жеманной девочкой.

Я накручиваю локон на палец.

– Конечно.

Она улыбается так широко, что видны все зубы.

– Уилл поцеловал меня.

– Что? Когда? Как? Что случилось?

– Ты можешь быть девочкой! – Она выпрямляется, убирая руки с моих плеч. – В общем, сразу после твоей вспышки мы обедали, а потом гуляли у железнодорожных путей. Просто разговаривали о… Я даже не помню о чем. А потом он просто остановился, наклонился и… поцеловал меня.

– Ты знала, что нравишься ему? – спрашиваю я. – То есть сама понимаешь. В этом смысле.

– Нет! – Она смеется. – Самое замечательное, что ничего не изменилось. Мы просто пошли дальше, разговаривая, как будто ничего не случилось. Ну, пока я не поцеловала его.

– Как давно ты поняла, что он тебе нравится?

– Не знаю. Наверное, сначала он мне не нравился. Но потом всякие мелочи… то, как он обнял меня на похоронах, как открывает мне двери, словно я обычная девушка, а не соперник, только что избивший его до полусмерти…

Я смеюсь. Внезапно мне хочется рассказать ей о Тобиасе и всем, что между нами произошло. Но меня сдерживают те же причины, по которым Тобиас решил притвориться, будто мы не вместе. Я не хочу, чтобы она думала, что мой ранг как-то связан с нашими отношениями.

Так что я просто говорю:

– Я счастлива за тебя.

– Спасибо, – отвечает она. – Я тоже счастлива. Хотя думала, что мне нескоро доведется вновь почувствовать себя счастливой… ну, ты знаешь.

Она садится на край моей кровати и оглядывается. Некоторые неофиты уже собрали свои вещи. Скоро мы переберемся в помещения на другой стороне лагеря. Те, кто получит работу в правительстве, переедут в стеклянное здание над Ямой. Мне не придется больше беспокоиться, что Питер нападет на меня во сне. Не придется смотреть на пустую кровать Ала.

– Поверить не могу, что все почти закончилось, – говорит она. – Такое чувство, что мы только что попали сюда. И в то же время мне кажется… кажется, что я вечность не видела дома.

– Ты скучаешь по нему? – Я прислоняюсь к корпусу кровати.

– Угу. – Она пожимает плечами. – Но кое-что совсем не изменилось. В смысле, дома все такие же шумные, как и здесь, так что это хорошо. Но там проще. Всегда знаешь, в каких ты отношениях с другими, потому что они тебе об этом говорят. Там нет… манипуляций.