Занавески - Михаил Алексеевич Ворфоломеев

Б е с. Давайте прощаться!

К о п е й к и н. А этот? (Показывает на тело.)

И з ю м о в. Убери труп! Убери, Бес!

Б е с. Иди простись с телом, Гоша.

К о п е й к и н. Куда ты его хочешь?

Б е с. Понимаешь, Гоша, тело не мое. Кинутся искать, а его нет. А его место в морге.

К о п е й к и н. Слышь, а никак нельзя, чтоб я жил?

Б е с. Не знаю…

К о п е й к и н. Слышь, так нельзя! Я еще не все успел.

И з ю м о в. Не все успел выпить?

К о п е й к и н. А вот так нельзя. Я к тебе на стадион ходил. В шестидесятых ходили мы, слушали вас. Вы там про народ стихами… А у меня вот две руки, и ничего больше. Да и то с похмелья подрагивают. Эх, сатана, чего ты так меня определил?

Б е с. Какие дела не успел сделать?

К о п е й к и н. Да дел много! Витьке трешку не отдал. Нехорошо.

Б е с. Найдет. Сегодня выйдет из пивной и найдет три рубля.

К о п е й к и н. Да? Ловко. Слушай, чего же я еще не успел? Ну конечно! Надо же, забыл! Дочка. А как же дочка моя?! У меня дочь — инвалид. Мы ее по разным домам держим… За ней уход нужен, а мы же на работе! Пришлось сдать. А девочка хорошая! Я бы… я бы сейчас пить бросил и забрал ее! Честно. Я люблю ее.

Б е с. Странно… И чего только не бывает!

И з ю м о в. Прямо готовый сюжет!

Б е с. Да какой это сюжет!

И з ю м о в. Я, кажется, очень болен…

Б е с. Вот и дождь заканчивается. Гроза в Москве — явление тяжелое. Не хватает на всех озона.

К о п е й к и н. Денег тоже не всем хватает. Пойду домой.

Б е с. Гоша, а пойдем погуляем? Ты мне покажешь свою Москву. Любопытен. Сколько уж, кажется, живу, чего только не перевидел на высшем свете, а все мало! (Смотрит на Изюмова.)

И з ю м о в. Уйди, я устал…

Б е с. Гоша, пойдем, тебе идти надо.

К о п е й к и н. Я бы остался. Ой, как тут интересно, у писателя-то. Никогда не был у писателя в гостях. Все думал, что к писателю не попасть. Все равно что к члену Политбюро. Бес, а ты к ним туда ходишь?

Б е с. Конечно.

К о п е й к и н. Ну и как?

Б е с. Что — как?

К о п е й к и н. Вообще.

Б е с. Живут. И так же боятся смерти.

К о п е й к и н. А у тебя зрачков нету! Слышь, писатель, у него зрачков нету!

И з ю м о в. У меня тоже…

Б е с. Оставим его, Копейкин. Послушайте, Андрей Дмитриевич, в случае чего — я рядом.

И з ю м о в. В случае чего?

Б е с. Да мало ли какой случай?!

К о п е й к и н. Возьми, к примеру, меня! Утром, как положено, встал на работу. Васька Трифонов обещал достать. Достал. Выпили. Чувствую, вроде не тот угар. И слабость. Коленки в разные стороны норовят. Думаю, надо идти сдаваться! И только, значит, до проходной, как слышу — начали во мне рубильники выключать. Ага! Хлесть с ног! Ну тут, конечно, общественность. Все возмущаются! Мол, как можно после указа валяться. Вот знаешь, писатель, меня эта общественность сильно задевает! Меня пьяного они видят, а как начальство кругом водку жрет, не видят? Видят! Да что-то не вижу возмущения! Я полкило сыру украл, меня чуть не посадили, а кто вагонами ворует! А кому и дают вагонами! Я, может, когда эту тормозную принимал, догадался, что не та пошла тормозная. Она уже не тормозит, а убивает! А все равно хряпнул… Одно обидно — не жил еще. А может, и верно? Не жил хорошо — и нечего начинать! Верно я говорю?

Б е с. Все, что ты говоришь, верно.

И з ю м о в. Ерунда все это! Нет в моей любви преступления! Я оправдываю себя! У каждого своя метода. Есть даже насильники. Тут что-то не то! Зачем ты явился, Бес? Что значит твое появление?

Бес и Копейкин уходят, поднимаясь вверх по лестнице.

Конечно, это сон! Ах ты, боже ты мой… Ах ты… (Идет в глубь сцены, зажигает настольную лампу над своим столом.) Ага! Я у себя дома! Что же это я гуляю сквозь стены?.. Зачем?

Звонок телефона.

(Испуганно.) А? Что такое? А! Мне… Раз у меня, значит, мне… Брать или не брать? А вдруг не сон? Тогда не брать! А если сон? Ну кому надо среди ночи!.. Посреди земного шара, внутри огромного города, в старом доме… Кто меня нашел?! Там, выше, — бесконечность! Мрак! А тут я создал свой мир… И квартира-то у меня крошечная! Уютная… Не хочу! Оставьте меня в покое. Покоя хочу!

Телефон продолжает звонить.

Проклятье, плевать! Вот он, этот роман, что мне с ним делать?! (Хватает трубку.) Да! Кто? Лиза, здравствуйте… Что-нибудь случилось?! Нет, вы серьезно?! Какая вы хорошая, Лизочка… Какая вы. Мне показалось, что я сошел с ума! Мне страшно, Лиза! Это одиночество! Не перебивайте меня, пожалуйста… Так вот, это одиночество и близкая, такая близкая старость! Мне казалось раньше, что старость больше подходит на осень. Но это неверно! Старость не имеет времени года. Иногда зимой стоит куст, весь покрытый инеем. Роскошный, нарядный куст! Его тряхнешь — и… стоит жалкий, тоненький… Это старость. Я сегодня видел страшный сон! Приходите. Я вам расскажу. Придете? Я стану ждать! (Кладет трубку.) Что-то уж слишком. Н-да… Надо на воды поехать. И кофе. Не пить кофе. Вообще ничего! Только минеральную воду…

Высвечивается комната Копейкиной.

Р е п е н к о. Меня как черт подтолкнул в двери! Иди, мол, смотри и слушай!

К л а в а. Так что худого? Бедной-то девушке? А куда ей деваться? Ей деваться некуда… У