Ореховый посох - Джей Гордон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Раз у тебя деньги водятся, хочешь, я покажу тебе кое-что еще? — предложил Саллакс, когда они вышли из лавки. — На это, право же, стоит посмотреть.
И он переулком вывел Рена на небольшую, редко посещаемую площадь, где в тот час не было ни души.
Рен огляделся, но ничего интересного вокруг не увидел, но пока что не догадывался, что, собственно, Саллакс имел в виду. И тут ему вдруг пришло в голову, что зря он, наверное, так глупо вел себя, вытащив при свидетелях из кармана все деньги сразу. Но Саллакса интересовало отнюдь не содержимое его кошелька. Резко толкнув Рена, он прижал его к стене и, прежде чем тот успел сообразить, что происходит, воткнул ему под ребра нож, насквозь пронзивший легкое. Темно-красная, почти черная, кровь так и хлынула из раны. Саллакс несколько мгновений посидел на корточках рядом с умирающим, наслаждаясь его мучениями и хриплым дыханием. Затем легкие Рена заполнились кровью, и он умер прямо там, на пустынной площади.
А Саллакс, действуя неторопливо и осторожно, достал у него из кармана тот самый кожаный кошелек и стащил с ног только что купленные сапоги. Сапоги он тут же вернул сапожнику, сказав, что его приятель стесняется сам попросить деньги назад, хотя деньги эти совсем и не его, а их хозяина.
Сапожник, понятное дело, был не в восторге, но вернул всю сумму, пригрозив, что все расскажет Сиберту, если кто-нибудь из ребят снова вздумает шутить с ним такие шутки.
Вернувшись с закупленной провизией в таверну, Саллакс сказал Сиберту, что с Реном они расстались возле пивной, куда тот решил зайти. К ужину Рен не вернулся, но Сиберт только плечами пожал. У него тоже имелись кое-какие подозрения насчет того, каким образом купцу удалось заманить к себе Бринн.
Заглянув брату в глаза, Бринн сразу догадалась, что тот лжет и ему прекрасно известно, куда подевался Рен. Но, как ни странно, легче ей от этого не стало; напротив, в душе у нее царила мертвящая пустота. А мысль о том, что Рен, возможно, лежит где-то мертвый, даже вызвала у нее некоторые угрызения совести.
* * *
Несмотря на то, что физически Бринн совершенно поправилась, но с душевным покоем, как и с девичьей невинностью, она распрощалась навсегда. Она больше никогда не встречалась со своим насильником, зато он часто являлся ей в страшных снах — она снова видела его толстые потные щеки, двойной подбородок, длинный, полумесяцем шрам на запястье и безобразную коричневую родинку размером с небольшую картофелину, что торчала у него на носу сбоку. И та внутренняя стылая пустота тоже никуда не делась. Казалось, душа ее окаменела, и вскоре мужское население Эстрада поняло: нужно дважды подумать, прежде чем соваться к этой хорошенькой, но какой-то мертвой девушке со всякими заигрываниями, не говоря уж о том, чтобы предлагать руку и сердце.
Долгая работа на кухне научила Бринн отлично управляться с ножом, и уже многим подпившим завсегдатаям таверны пришлось пожалеть о попытках шлепнуть ее по заднице, когда она подавала напитки. Она, правда, серьезных увечий никогда никому не наносила — просто метила этих нахалов, оставляя у них на запястье длинный шрам, похожий на полумесяц. Точно такой же шрам был и у того негодяя, который жестоко ее изуродовал, поломав ей и душу, и судьбу.
А через тридцать пять двоелуний после того, как Бринн окончательно поправилась, Сиберт Грегоро неожиданно умер прямо во сне. Бринн известила об этом его сына, давно уже отдалившегося от отца и жившего где-то в северном Фалкане на собственной ферме. Тот в ответ прислал ей письмо, написанное аккуратным почерком, в котором просил, чтобы они с Саллаксом прислали ему только личные вещи отца и его сбережения, а таверну отныне считали своей собственностью.
Брат с сестрой спрятали это письмо в железном сундучке под стойкой и целых семь двоелуний никому не показывали, на все это время оставив таверну Сиберта без хозяина. И лишь после этого, почувствовав, что уже могут принять на себя ответственность за подобное наследство, они обнародовали волю сына покойного.
Однако гораздо больше времени прошло, прежде чем Бринн и Саллакс начали наконец называть таверну своей. Бринн еще долго казалось, что сын Сиберта вот-вот приедет в Эстрад и потребует назад свое законное имущество. Но он так и не приехал, и жители Эстрада были рады, что старик оставил таверну этим трудолюбивым сиротам, которых когда-то пригрел.
* * *
Стемнело, когда Стивен, Марк и Бринн вышли на окраину города. Стивен даже рад был ночной темноте, несколько скрывавшей от глаз любопытных их с Марком странную для здешних мест одежду.
— Раз уж нам придется провести здесь какое-то время, то прежде всего надо раздобыть другую одежду, — сказал он Марку, — Твой красный свитер среди этих домотканых рубах сияет прямо-таки как маяк.
— Пожалуй, — пробормотал Марк, осматривая себя и, похоже, впервые за все это время обративший внимание на свой чересчур яркий пуловер. — Но до этого у нас найдутся и другие заботы: например, решить, как поступить вот с нею. Поищи-ка, чем бы ее связать.
Стивен тут же вытащил из джинсов ремень, и Марк последовал его примеру.
— Что это вы делаете? — возмутилась Бринн. — Разве мы не идем к нам в таверну? Я вас там накормлю, а у Саллакса достаточно одежды, которая вполне вам обоим подойдет.
— Пойти с тобою прямо в логово льва, дорогая? — язвительно спросил Марк. — Не смеши меня. Мы найдем еду и одежду, а потом вернемся за тобой. Нам необходимо встретиться с Гилмором, потому что он, похоже, единственный, кто понимает, что мы здесь не для того, чтобы свергнуть вашего проклятого правителя или шпионить за партизанами. Однако я не настолько доверяю тебе, чтобы прямо сразу отправиться с тобой в центр города.
Марку вдруг стало не по себе, когда он увидел, что Бринн разочарованно помрачнела. Она действительно была очень милая. И он с трудом подавил желание нежно отбросить прядь волос, упавшую ей на лицо.
— Ну и ладно! И я больше не желаю иметь с вами ничего общего! — сердито бросила она. — Послушайте, почему вы не доверяете мне? Ведь я могла бы прямо сейчас отвести вас к Гилмору.
— Хотя бы потому, что трудно поверить, будто тебе известно, где он сейчас, — ответил ей Стивен. — Никто из вас ведь не ожидал, что сегодня утром малакасийцы нападут на дворец, так что вряд ли твои друзья сейчас сладко посапывают в своих постельках. Мы найдем, что поесть, потом стащим у кого-нибудь одежду и сразу же вернемся за тобой.
Бринн дернулась, пытаясь освободиться, но ремни, которыми они привязали ее к первому попавшемуся дереву, держали крепко. До самого города было еще несколько сотен шагов, и, хотя Стивен понимал, что криками Бринн вряд ли себе поможет, рисковать ему не хотелось; он оторвал от своей рубашки рукав и крепко завязал девушке рот.
— Не злись и постарайся расслабиться, — шепнул он ей. — Не успеешь оглянуться, как мы вернемся. — И они с Марком осторожно двинулись в сторону Эстрада.
Ответить ему Бринн не могла, и в глазах у нее потемнело от гнева. Она рванулась, пытаясь ударить чужеземца ногой, но, разумеется, не успела.