Звезда упала - Владимир Алеников

Она загнала свою любовь в самую глубь, запретила себе даже думать о ней, жестоко наказала себя за предательство. Она предала, изменила не Мише, он ведь ничего не знал, а самой себе.

Бог, про которого она мало что понимала, обрёк её на бездетность за эту измену, она приняла свою кару покорно, как должное. Серьёзно играла роль верной преданной жены, полностью сжилась с этой ролью, прощала Николаю его недалёкость, самолюбование. Но окончательно справиться с собой ей всё же не удалось.

Надя прекрасно помнила, какое глубокое отчаяние вдруг охватило её, когда до неё дошли слухи, что недавно вернувшийся из армии Миша женится на Вере, как убежала она в лес, рыдала истерически на глухой полянке, сама не понимая, что с ней происходит…

Помнила, как оба они — и Миша, и Коля — уезжали на фронт и как она посмотрела в Мишины глаза напоследок…

И когда в военкомате она потеряла сознание, трудно сказать, что произвело на неё в тот момент более сильное впечатление — гибель ли мужа или же бесследное исчезновение Миши.

И сейчас, отказываясь от него, она, по сути, предавала себя, свою любовь во второй раз. Уже бесповоротно, окончательно, навсегда.

Вера, шмыгая носом, упрямо выкрикивала последний, повторяющийся, закругляющий песню куплет:

Виновата ли я,

Виновата ли я?

И сама я себя не пойму,

Виновата ли я,

Что мой голос дрожал,

Когда пела я песню ему?!

Песня кончилась. Ответа на заданный в ней вопрос не было. Вера резко сжала мехи, аккордеон издал жалобный прощальный звук и замолк. Она уронила на него голову и, не в силах больше сдерживаться, затряслась в безутешных беззвучных рыданиях.

О командировке Михаил скупо сказал жене, что всё прошло нормально. Постарался сказать так, чтобы всякие вопросы, даже если они у неё и были, тут же отпали.

Больше они к этой теме не возвращались.

Снова потекли безрадостные монотонные дни, ничем особо не отличавшиеся друг от друга.

Как-то с утра по прошествии второй недели на площади перед конторой, где, как обычно, толпился народ, притормозил мотоцикл с коляской, принадлежавший трактористу Лёхе Заботкину.

Из коляски вылез Михаил и, ни на кого не глядя, пошёл в здание.

Лёха посмотрел вслед, отметил про себя, что вроде Сергеич уже и не так сильно хромает, как раньше. Потом достал папиросы и приготовился ждать.

Михаил, по-прежнему нигде не задерживаясь, направился прямо в кабинет председателя.

Ему повезло, Кондратов оказался на месте. Поднял на входящего большую голову с заметной сединой по бокам, дружелюбно улыбнулся, блеснув фиксами:

— Здорово, Михаил, заходи!

Уважил посетителя — встал из-за стола, шагнул навстречу, крепко пожал ему руку.

— Чего с утра пожаловал? Случилось чего?

— Тут такое дело, Глеб Филиппыч… — замялся вошедший. — Короче, надо мне опять в город ехать.

— Ты же недавно был? — удивился Кондратов.

— Это верно, — согласился Михаил. — Был-то был, да только мы этот новый комбайн хорошо если к зиме дождёмся, коли я не поеду. Никого ж нет, приходится самому толкачом работать… Отпусти меня, Филиппыч… За меня Бочков останется. Он парень надёжный.

Кондратов внимательно смотрел на директора МТС. Всё на словах выходило правильно, хотя у него не впервой возникло странное ощущение, что Денисов чего-то недоговаривает. Но допытываться он не стал, боялся случайно затронуть волнующую его тему, опасался невольно выдать себя, показать излишний интерес.

— Ну что ж, надо так надо, — сказал он. — Тем более мы с тобой фронтовики, должны помогать друг дружке. Зайди к Маше, скажи, чтоб командировку оформила. Ты когда хочешь ехать?

— Завтра, — неожиданно расплылся в улыбке Михаил.

По тому, как он просиял, Глебу ещё больше показалось, что дело не только в комбайне, в чём-то ещё. Из-за техники, даже дефицитной, люди так не радуются. Но он тут же одёрнул себя. Чёрт его знает, может, этот Денисов забывает, что он инвалид, когда со снабженцами воюет, начинает чувствовать себя полноценным человеком, мужиком. Наверное, потому и возликовал.

— Ну ладно, счастливо тебе, — попрощался он. — Не застревай там надолго, смотри. Ты здесь нужен.

— Да нет, что ты! — с тем же лучезарным выражением лица откликнулся Михаил. — Только подтолкну всё маленько и сразу назад. Дня за три управлюсь. Спасибо тебе, Филиппыч!

Он повернулся и бодро захромал прочь.

Глебу при этом стало почему-то окончательно ясно, что он был прав, какая-то в этой затее с новой командировкой таилась дополнительная закавыка.

— Слышь, Миш? — не выдержал он.

Михаил остановился у самой двери, повернулся.

— Ну?

— Ты это, извини, что я лезу… Чего там у тебя с женой происходит? Я тут её пару раз видел, какая-то она совсем смурная ходит… Может, помочь чем?

Михаил ответил не сразу. Прищурился, пожал плечами.

— Чем ты тут поможешь, Филиппыч, если жизнь трещину дала… Спасибо, конечно, но как-нибудь я со своей сам разберусь. А ты вот лучше скажи, почему это мне перестали пятнадцать рублей платить, которые я за свою Красную Звезду получал? Деньги, конечно, невеликие, но всё же какое-никакое подспорье было ежемесячно…

Кондратов нахмурился:

— Я тебе, Миша, ничего объяснять не буду. И вообще советую никому эти вопросы не задавать, не нашего это ума дело.

Они помолчали.

— Я вон за Красное Знамя тоже уже не получаю, — негромко добавил Глеб. — На червонец больше было, чем у тебя.

Михаил горько усмехнулся.

— Ладно, Филиппыч, я тебя понял. Ну, я побёг, хочу на десятичасовой успеть.

И он вышел.

Кондратов озадаченно смотрел на закрывшуюся дверь. Чёрт его дёрнул вылезти с дурацким вопросом про жену, вот и получил, так и надо!

Мишка Денисов далеко не глуп, сразу всё понял, ловко перевёл разговор на другую тему.

А он-то хорош! На что надеялся?!

Что Денисов будет сейчас перед ним всю душу выворачивать?!

Умней нужно быть! И осторожней!

Глеб задумчиво повернулся, поглядел в окно, напротив которого, небрежно присев на мотоцикл, лениво покуривал Лёха Заботкин. Он решил, что обязательно должен не пропустить момент, когда директор МТС будет уезжать. Ему очень хотелось посмотреть, сохранится ли на лице Денисова это неожиданное, удивившее его ликующее выражение.