Великолепный век Сулеймана и Хюррем-Султан - П. Дж. Паркер

Сулейман оглядел развернувшуюся перед ним сцену. Великий визирь легко дотронулся до его плеча и показал на противоположный берег реки. Большинство людей, животных и боеприпасов уже переправились на тот берег. Султан в ужасе следил, как несколько его элитных полков барахтались в воде. Люди и кони старались удержать головы над бурным потоком. Борясь с сильным течением, они упорно плыли к берегу. Большинству из них удалось добраться, но некоторым не хватило сил.

— Нельзя позволить стихии победить нас! — заревел великий визирь, перекрывая рев дождя и шум воды.

Сулейман кивнул, глядя на то, как погонщик загоняет в воду нескольких верблюдов, связанных одной цепью. Он встревоженно закричал, вонзил шпоры в бока Тугры и спустился на глинистый берег.

— Рубите цепь! Рубите цепь! Пусть переправляются поодиночке! — закричал он.

Тугра поскользнулась, но удержалась на ногах. Было уже поздно. Один из верблюдов, шедших посередине, споткнулся и упал в воду, потянув за собой остальных. Несчастные животные издавали ужасные крики. Их унесло течением.

Сулейман соскочил с Тугры и пошел пешком, ведя за собой лошадь в поводу. Он бросился в грязную воду, которая достигала его колен. Вовремя обернувшись, он заметил, как рядом с ним падает большая пушка. Повернув в сторону, он увидел Ибрагима; тот, оскальзываясь, скакал вниз по скользкому спуску.

— Нам не удастся переправить пушки! — прокричал Ибрагим.

Сулейман согласился и поднес ладонь ко лбу, чтобы дождь не мешал ему видеть. Все люди и животные промокли, но плохая погода и неудачная переправа лишь укрепили его решимость идти к победе. Он прижался к Ибрагиму, но, чтобы тот услышал его, все равно приходилось кричать во весь голос:

— Двести самых больших пушек мы оставим здесь! Может быть, их удастся переправить, когда вода спадет!

Великий визирь согласился. Он остановил одного офицера и велел передать приказ всем янычарам и союзным войскам.

У них ушло две недели на то, чтобы переправить оставшиеся войска через Дунай. Тысячи людей и животных погибли при переправе. Выжившие направились к Буде и Пешту.

Когда дождь наконец прекратился, огромное войско увидело впереди свою первую цель. Два города льнули к противоположным берегам еще бушующей реки. Древний мост, соединявший Буду и Пешт, частично разрушился с восточной стороны. Огромная армия стала лагерем напротив Будайской крепости. Сулейман надеялся, что, увидев его войско, защитники крепости сдадутся без кровопролития. Османские и венгерские войска сидели у стен Будапешта целую неделю, ничего не предпринимая. Сулейман понимал, что само их присутствие ввергает в отчаяние защитников города. И солдаты немного отдохнули. Погода им благоприятствовала; на небе наконец показалось жаркое весеннее солнце. Многие нежились в тепле, разложив одежду и личные вещи на просушку. Шатры и палатки, пережившие трудный путь, сушили, но они еще были мокрыми и пахли плесенью. Вся мебель из султанского шатра утонула при переправе; теперь из всей утвари в шатре остался лишь один заварочный чайник, который стоял прямо на траве.

Сулейман лег на спину, рядом с ним лежали Ибрагим и Запольяи. Великий визирь перевернулся на бок и подпер голову сжатым кулаком.

— Мы уже потеряли больше людей, чем живет в Буде и Пеште!

Запольяи молча взирал на султана.

Ибрагим мрачно продолжал:

— Сулейман, наши солдаты недовольны. Хотя Пешт и Буда не виноваты в наших потерях, янычары мечтают отомстить их обитателям.

Сулейман понимал: великий визирь говорит правду.

— Нет, они должны следовать моему примеру. Мы возьмем Будапешт без кровопролития. Завтра пошлем послов и попробуем договориться с ними. Крепость охраняет лишь небольшой немецкий гарнизон. В обмен на капитуляцию мы предложим им возможность беспрепятственно покинуть город.

Ибрагим перевернулся на спину и посмотрел на шкуры, растянутые над ними. Он закрыл глаза и ничего не ответил.

Его губы изогнулись в едва заметной улыбке.

Гиацинт вошел в жарко натопленный хамам для одалисок и приблизился к Хюррем. Упав на одно колено, он протянул ей письмо, запечатанное личной печатью Сулеймана Великолепного. Она радостно вскрикнула, подозвала к себе Хатидже, и они вдвоем вышли в прохладный предбанник, чтобы прочесть письмо.

Сидя на диване и отхлебывая абрикосовый чай, Хюррем распечатала конверт и быстро пробежала глазами текст письма. Хатидже жадно вглядывалась в лицо Хюррем, но выражение радости у той быстро сменилось тревогой. Фаворитка сдвинула брови; письмо в ее руке задрожало. Хюррем прикрыла рот ладонью, чтобы сдержать охвативший ее ужас.

— Что случилось, Хюррем? — воскликнула Хатидже. — Сулейман ранен? Ибрагим?

Не глядя на подругу, Хюррем протянула ей письмо, и та прочла:

«Моя любимая!

Сейчас наше войско вышло из захваченного Пешта и направилось к золотому яблоку — Вене. В походе нам пришлось перенести много трудностей и больше потерь, чем мне хотелось бы увидеть за всю жизнь».

Слезы выступили на глазах Хатидже, когда она читала о тяготах, перенесенных османами на пути к Пешту. Она покосилась на Хюррем. Та сидела неподвижно, лишь слезы струились по ее лицу.

— Дальше еще хуже, — сдавленным голосом заметила она.

Хатидже снова обратилась к письму.

«Мы отправили в Пешт послов с предложением свободы для гарнизона, если город сдадут. Через несколько часов наше предложение было с благодарностью принято. Жители города, которых защищал гарнизон, также сочли условия договора почетными. Корпус янычар, возглавляемый мною и Ибрагимом, в полдень вошел в город. Тем временем наши оставшиеся войска окружили город со всех сторон и наблюдали за происходящим, убеждаясь в том, что капитуляция проходит мирно.

Когда мы вступили в город, жители высыпали на улицы. Некоторые радостно приветствовали нас и кланялись в знак уважения, но подавляющее большинство не выказало никаких чувств. Я поделился своей озабоченностью с Ибрагимом, но он развеял мои опасения, предположив, что горожане потрясены нашим могуществом.

Ко мне привели начальника будайского гарнизона. Мы побеседовали с ним. Он не пожелал примкнуть к нам в борьбе против габсбургских тиранов, но я, верный своему слову, подтвердил, что он и его войско беспрепятственно покинут город и вернутся в свои земли. Выйдя из ворот крепости, немцы оказались в окружении янычар. Последовали взаимные насмешки и оскорбления. Я поспешил к месту столкновения на верной Тугре; мне пришлось несколько раз самому вставать между янычарами и немцами, которые грозили друг другу кулаками. К моему ужасу, солдаты не слушались моих приказов. Стоило мне отъехать, как янычары извлекли из ножен сабли и кинжалы. Немцы также достали оружие; завязалась схватка. Я кричал, чтобы они прекратили, но они продолжали драться, словно не слыша меня. Моя белоснежная красавица Тугра покрылась кровью янычар, немцев и невинных жителей Пешта. В гуще схватки кто-то полоснул мечом по шее Тугры. Она встала на дыбы, разбив копытом лицо нападавшего, а затем рухнула подо мной на булыжники древнего города. На какое-то время она зажала мне ногу, но я сумел освободиться без особого ущерба для себя, хотя не мог встать из-за сильного ушиба.