Концерт Чайковского в предгорьях Пиренеев. Полет шмеля - Артур Мерлин

Одному повезет… Как поется в старинной пиратской песне: «Двенадцать человек на сундук мертвеца…» Так что зацепиться в Москве и Петербурге я и пытаться не стал, не могу унижаться. Тем более, если это унижение почти бесперспективно.

Вот потому я и осел наконец тут, главным режиссером в драмтеатре областного центра средней руки. Советские власти, находившиеся при последнем издыхании прежнего режима, еще успели дать мне двухкомнатную квартиру со всеми удобствами. Правда, телефон провести не успели. Несколько месяцев им не хватило для того, чтобы окончательно устроить мою жизнь. Грянул август девяносто первого, обком партии опечатали грубые милиционеры, и на этом мои номенклатурные блага закончились…

Тем не менее я продолжал сидеть здесь, в этом городе по двум причинам. Во-первых, привык. А во-вторых, до Петербурга только ночь езды на поезде. Хочешь — сел и приехал. И прошелся по Невскому, вышел на родную Моховую, посмотрел на обшарпанные стены Театрального института…

И каждый раз, в каждый приезд я останавливался у Василия. Даже был гостем на его свадьбе. Правда, с Ларисой мы так и не стали друзьями, но это бывает часто и не имело никакого значения. Врагами же мы тоже не стали… Так, равнодушные знакомые. Тоже неплохо.

Василий, в отличие от меня, никуда не поехал за счастьем. Он рассудил, что если будет Божья воля, то он и в Питере неплохо устроится. А если не будет таковой — то езди хоть на край света…

Конечно, по специальности Василий работать не стал. Это уж было бы совсем глупо. Нельзя же оставаться нищим, даже если ты имел глупость стать театроведом. Ошибки молодости нужно вовремя исправлять. Вот Василий и занялся бизнесом, когда это стало возможно.

Вернее, он и прежде занимался этим же делом, но теперь, когда пришла свобода, он окончательно порвал со всякими государственными структурами и занялся только своим собственным делом. Это был бизнес, но, так сказать, смежный.

Василий увлекался реставрацией антиквариата. Для этого нужно иметь «золотые» руки. Но у него они как раз были. Сначала я долго не мог понять, какова механика бизнеса моего брата. Но потом Василий в очередной мой приезд объяснил.

— Это алхимия, — сказал он. — Процесс превращения трех железяк, купленных за три рубля, в некое более или менее значительное количество долларов.

Потом Василий объяснил, что, как и всякая алхимия, это процесс таинственный и зависящий не только от знаний и мастерства, но и от соблюдения необходимых ритуалов.

— Я покупаю в магазине три железяки прошлого века, — говорил Василий оживленно. — Они совершенно разные, от разных украшений. Старые, страшные. Их кто-то подобрал на помойке и на всякий случай принес в антикварную лавку. А там ее тоже на всякий случай поставили на комиссию и выложили на прилавок. Цена копеечная, сами железки ничего не стоят, но вдруг найдется какой-нибудь сумасшедший… Вот тут нахожусь я. Но я вовсе не сумасшедший. Просто у меня есть голова и руки, — лицо Василия при этом рассказе светилось от удовольствия. Он как бы заново переживал весь процесс, который доставлял ему такое бешеное наслаждение. — И я беру эти железки, — говорил он, — и несколько дней верчу их в руках. А потом придумываю, как их составить вместе таким образом, чтобы получился антикварный предмет. Реставрирую их, мою, подкрашиваю и всякое такое… Вот у меня лежат сто никому не нужных старых обломков. И я их составляю друг с другом, фантазирую, что к чему лучше подойдет и что из этих комбинаций может получиться.

— И потом продаешь? — спросил я.

— Потом делаю эту вещь, — значительно и торжественно сказал Василий. — Потом ставлю на полку и любуюсь ей. День, другой, третий… За это время я соображаю, сколько за нее можно запросить. И только потом продаю.

— В том же магазине продаешь, где и купил? — поинтересовался я.

— Нет, по-разному, — ответил он. — Можно и в том же. Они этих своих же вещей все равно не узнают. Потому что они даже представить не могут, что из хлама можно сделать такую конфетку. Куда им…

Василий показал мне бронзовую люстру. Она имела внушительный вид и производила впечатление дорогой вещи.

— Она и есть дорогая, — сказал гордо Василий. — Я купил ее по дешевке недавно. Это были просто обломки. Как будто ее топтали ногами вандалы… И все было поломано, отсутствовали детали. Я все нашел, все приставил. Правда ведь, никогда не скажешь, что все детали не «родные», а сборные?

— Издали не скажешь, — ответил я.

— Просто я подобрал подходящие по стилю, — объяснил Вася. — А издали на нее и будут смотреть. Это же люстра. Гости же не полезут на потолок ее рассматривать. Правда?

— Правда, — почтительно ответил я. — И много ты этим зарабатываешь?

— Ну, — медленно и важно сказал Василий, — фонд заработной платы твоего театра за три месяца я имею в месяц.

— Ну уж, — усомнился я, — это несколько миллионов.

— Вот я и имею это, — сказал Василий и усмехнулся. — Ты сам спросил. Я и ответил.

Он говорил все это с гордостью и я его понимал. Это была гордость человека, который зарабатывает большие деньги своим собственным трудом. Смекалкой, знаниями, мастерством. Он же не грабит людей, не ворует народное достояние. И даже не является депутатом…

Отчего же ему не гордиться? Это законный бизнес, и Василий никого не обманывал.

— Все же ты будь поосторожнее, — сказал я на всякий случай. — Ты, надеюсь, кроме меня никому не говоришь о своих доходах?

— Ты имеешь в виду налоговую инспекцию? — засмеялся беспечно Василий. — Им меня не поймать… Ну, немножко я им заплачу, конечно.

— Нет, — сказал я. — Налоговая инспекция — это в Америке страшно. У нас она никогда никому не страшна. Я не их имею в виду…

— А, рэкетиров? — спросил опять смеясь Василий. — У меня есть свои рэкетиры.

— То есть? — не понял я сначала.

— Ну, есть свои, — неохотно ответил брат. — Мой старый друг — рэкетир. Он хороший парень, и всегда поможет, если что. Так что на этот счет я совершенно спокоен.

— Ну, тогда твое дело, — ответил я. — Может быть, ты и прав. Тогда тебе нечего бояться.

А про себя я подумал: «Ну и времена настали! Ну и страна, в которой мы теперь живем! Мы так спокойно обо всем этом говорим, а ведь, если на секунду задуматься, это же сумасшедший дом. Настоящий сумасшедший дом, а не Россия. Для того чтобы заниматься более или менее выгодной работой, нужно обязательно иметь знакомого рэкетира… Да еще желательно друга детства».

Да и само состояние нашей морали! Человек просто и свободно говорит