Концерт Чайковского в предгорьях Пиренеев. Полет шмеля - Артур Мерлин

и водка «Столичная»… Вот и все, пожалуй. А еще я знаю, что у вас самая изощренная и жестокая мафия в мире. Так что прощайте и разбирайтесь сами в своих делах.

Он вышел из номера, пообещав немедленно поговорить о моем переселении в другой отель.

Я запер за ним дверь и рухнул на постель. Мне определенно следовало поспать. В таком ритме я жить не могу. Слишком много свалилось на мою бедную голову.

Спустя два часа меня разбудил стук в дверь.

«Не открывать, — мелькнуло у меня сразу в голове. — Там стоит Гера. Он скажет мне, что пришел на минутку, и я впущу его. А через несколько часов отсюда будут выносить мой холодный труп. Или я вывалюсь с балкона вниз головой по собственной неосторожности?»

Все же я встал. Подошел к двери.

«Не открывать, — решил я. — Ответить, что я не могу, что не хочу… Что угодно, только не открывать. Зачем я вообще стал с ним разговаривать? Вот дурак!»

Как только я не ругал себя в эти мгновения. Права была моя мама — я действительно «исторический» человек. Только как бы эта дурацкая история не стала последней…

— Откройте, синьор, — послышалось из-за двери. Это был не Гера.

— Что вы хотите? — спросил я дрогнувшим голосом.

— Это администратор, — ответили оттуда. — Мне сказали, что вас следует переселить в другой отель, и я пришел помочь вам донести вещи.

— Вы один? — на всякий случай поинтересовался я. Теперь я уже кое-что знал про коварство и всевозможные уловки…

— Конечно, один, синьор, — удивленно ответил администратор. Пришлось поверить и открыть.

Что ж, я не ошибся. Он действительно был один. Впрочем, если бы я ошибся, то не писал бы сейчас этих строк…

Быстро я упаковал свой чемодан, и парень помог мне спустить его вниз по лестнице в холл.

— Для вас оставлена комната в отеле «Дон-Жуан», — объяснил мне портье. — Это на соседней улице и вы легко найдете. Или вас проводить?

— Нет, не стоит, — сказал я и пошел к выходу.

— Эй, синьор, извините, — окликнул меня портье. — Для вас есть записка.

Он протянул мне вчетверо сложенный листок бумаги.

С дрожью в руках я взял этот листок. Это Эстелла перед своим отъездом написала мне что-то… Может быть, она хотела проститься, а может быть, написала свой адрес в Барселоне. Интересно, за сколько времени можно добраться отсюда до Барселоны на автобусе?

Записка была не от Эстеллы. Она была написана по-русски, косыми падающими буквами…

«Никогда не лезьте не в свои дела. Оторвать можно не только яйца, но и голову. Слишком умные долго не живут, красавчик».

Подписи не было. И без подписи было понятно, кто это написал. Но что все это означало? Я ничего не понял. Только облегченно вздохнул, вспомнив, что сейчас я уйду из этого отеля…

— Кто это мне оставил? — на всякий случай спросил я все же портье.

— Это русский синьор, — ответил тот равнодушно. — Высокий, большой синьор. Он оставил для вас вот это и уехал.

— Куда? — спросил я, все еще ничего не понимая.

— Он сел в такси и уехал. У него был чемодан.

— Он уехал насовсем? — задал я следующий вопрос, и в сердце моем колыхнулась радость.

— Не думаю, — протянул портье. — Я проверил. Синьор из той группы, что приехала совсем недавно. У него оплачен номер вперед на десять дней.

Но я уже понял, что Гера не вернется сюда… Наплевать ему на оплаченный номер.

— А давно он уехал?

— Часов в девять, наверное, — сказал портье. — Я только что заступил на работу.

«Ну да, все правильно, — понял я. — Гера спешил в Барселону в аэропорт. На рейс в Россию. Теперь он в воздухе и уже подсчитывает свой гонорар. Интересно, ему заплатили за оба убийства, или Федю он „кокнул“ просто по необходимости?

Бедный Витя думал скрыться от „разборок“ на заграничном курорте… И тем только облегчил задачу своему убийце. Ведь тут вообще никто не стал разбираться в этом деле…»

По холлу прошла толстая баба в цветастом платье, обтягивавшем ее корявое тело — это была руководительница нашей туристской группы. Почему все эти блатные морды совершенно не меняются со временем?

Раньше эта потная базарная тетка называлась инструктором райкома партии, а теперь она просто какая-нибудь поганая шалава из туристской фирмы, которые выросли как грибы в каждой петербургской подворотне…

Все-таки я подошел к ней и сказал, что переезжаю в другой отель и позвоню ей накануне вылета обратно, чтобы попасть в автобус, который повезет группу в аэропорт. Она кивнула и ничего у меня не спросила. Она была раздражена. Следом за ней тащилась Люся — заплаканная и подавленная. За руку она вела своего мальчика все с той же электронной игрой в руках.

Это все и выводило из себя руководительницу. Вместо того, чтобы лежать на пляже или мотаться по магазинам в поисках дешевых шмоток, она была вынуждена помогать этой Люсе в ее печальных делах. Полицейский морг, справки, бумаги, документы… Потом еще отправка гроба на самолете…

Я попрощался с ними. И даже пожал руку Люсе. Вот уж кто пострадал больше всех. Сначала «грохнули» любовника, спустя день мужа. Хоть и пьяница был, а деньги все же зарабатывал. Кому она, Люся, теперь нужна? Витю ведь не случайно убили. Теперь его «дело» будет «разорвано» конкурентами…

Я пожал руку Люсе и потрепал по голове мальчика-сироту.

— Пока, — прошептала Люся.

— Супер-нинтендо, — выкрикнул мальчик, нажимая очередную кнопку на своей дьявольской машинке…

Теперь, после отъезда Геры, мне можно было бы и не переселяться. Но я решил не возвращаться обратно. «Нельзя войти дважды в одну и ту же воду», — сказал какой-то восточный мудрец. Не помню, какой…

Оставшиеся дни я провел сравнительно спокойно. Купался в море, и даже купил себе надувной матрац. Ярко-оранжевый. Как у Эстеллы. И больше я не заговаривал с незнакомыми женщинами на пляже. И вообще нигде. Мне было достаточно…

Всех женщин все равно не перелюбишь,

Всего вина не выпьешь все равно…

Это сказал Игорь Северянин, и я с ним совершенно согласен. Я не хотел портить свои воспоминания. Я лежал на надувном матраце, покачиваясь на мелкой средиземноморской волне, подставив свой живот солнцу, и думал. Не о криминале, нет. Бог с ними, с унылыми убийцами и кровожадными террористами…

Я думал о том, что больше никогда не увижу эту прекрасную женщину. И что она больше никогда не увидит меня.

В недобрый час мы встретились с ней и расстались по-дурацки, мгновенно, не успев сказать