Особняк с видом на безумие - Валентина Андреева

– Да не за что. Самое интересное, что прошло три года, и Евдокия Петровна опять столкнулась с проблемой незаконнорожденного ребенка, только не своего. На этот раз им стала я. Выходить за отца замуж мама не стала – во-первых, знала, что ее жизнь обречена из-за неизлечимой болезни, во-вторых, что-то не нравилось ей в его профессии. Евдокия Петровна рассказывала, какие закатывала ей скандалы, требуя сделать аборт. Но мама твердила только одно: если и буду жить, то именно ради своей крохи… Наверное, страшно умирать, зная, что оставляешь маленького ребенка в таком большом, но равнодушном мире. – Она заплакала, вытирая слезы за неимением платка ладонью. Наталья, как застоявшаяся в стойле лошадь, взбрыкнула и от души заревела. Алена кусала губы, но держалась. Только в больших глазах все равно копилась предательская влага. Даже в лице у Юлианы появилось сочувствие. Бесчувственная мужская половина эмоционального поведения не изменила. Сидели как сидели и ждали продолжения… – Я хочу сказать, что мой отец не мафиози. Просто он был предприимчивым человеком. Может быть, на тот момент его деятельность и подпадала под статью о незаконном предпринимательстве, но позднее он стал называться просто удачливым бизнесменом. Евдокия Петровна сначала принципиально отвергала все его попытки помочь, но постепенно лед тронулся, да и, когда я стала уже совсем взрослой, помощь его пригодилась. Знаете, я не могу сказать, что чувствовала себя сиротой. Евдокия Петровна действительно стала мне матерью. Она даже с работы сбегала домой – покормить меня после школы. О продленке и речи не могло быть. А какие платья она мне шила! После меня их вся улица донашивала. Если я заболевала – вся детская поликлиника на ушах стояла. Но она не только меня любила. С нетерпением ждала каникул, когда к нам приедет Валерий. Мне он не нравился. Был толстый, самодовольный и жутко набалованный. Считал меня малявкой и нещадно дразнил. Один раз попробовал покалечить – я у него разрыла «тайну», – засмеялась Юля. – Знаете, что это такое? Копается ямка, на дно кладется стеклышко, сверху всякая бесценная лабуда и все это прикрывается еще одним стеклышком и присыпается песком. Время от времени песок очищается, и ты любуешься своим кладом… Мама – я имею в виду Евдокию Петровну – тогда перехватила руку Валерки, намеревавшуюся пульнуть в меня камнем: я улепетывала в палисадник. Губы ее побелели и затряслись. «Не смей! Никогда не смей этого делать!» – сказала она так, что даже я испугалась и заревела. А вообще она в нем души не чаяла. Честно говоря, иногда мне было обидно. С какой стати моя мать относится к Валерке так же, как ко мне? Но постепенно я с этим смирилась, а когда он вырос и приезжать к нам стал редко, я без него скучала. Девчонки в школе считали его моим женихом, мне и в голову не приходило опровергать это, сама сочиняла Бог знает что по поводу неземной любви, придававшей мне в глазах подруг ореол таинственности и взрослости… А потом был пединститут в Твери. Я жила у Зеленцовых. Наина Андреевна и мысли не допускала об общежитии. Валерка никак ко мне не относился. Просто не замечал. У него без конца были конфликты с родителями. Им не нравилось то окружение, в котором он вращался. Потом двух его друзей задержали за торговлю наркотиками. Последний скандал был особенно шумным. Валерка хлопнул дверью и ушел из дома. В первый раз заявился только через полгода. Сказал, что у него все прекрасно. Он устроился на хорошую работу, но от денег, тайком предложенных матерью, не отказался. С тех пор изредка позванивал, иногда забегал. Мне казалось, что он изменился в лучшую сторону. А потом приехала Евдокия Петровна. Она разыскала его и заставила помириться с родителями. У меня как раз умер отец. Теперь я понимаю, что у моей мамы была идея нас поженить. Как я уже говорила, отец оставил мне крупную сумму и недвижимость. Ей не хотелось, чтобы ее родной сын жил без средств к существованию. Она любила нас обоих и считала вполне естественным, если капитал будет общим. После возвращения блудный сын резко изменился. Все свободное время он старался проводить со мной, чем основательно портил мою жизнь. Постепенно отвадил от меня всех подружек. Конечно, следовало иметь свою голову на плечах – я его не любила, но тут начался могучий прессинг со стороны родителей. Последней каплей, сломившей мое сопротивление, было обещание, которое я дала Кириллу Афанасьичу перед его смертью. Он меня убедил, что я просто обязана сделать из безвольного Валерия достойного человека. Без меня он, мол, пропадет… Словом, мы поженились. – Она встала и подошла к Юлиане. – Я не отнимала его у тебя, понимаешь? Я вообще не знала о твоем существовании в качестве первой жены и матери Валеркиного сына до последнего времени. Это вы оба подло молчали. Каким соловьем он разливался, когда говорил, что ему повезло отыскать для фирмы опытнейшего главного бухгалтера! А как ты мне улыбалась со своего рабочего места! Как советовала побыстрей обзавестись детьми! И как ловко вы меня обкрадывали! Вот, наверное, веселились, разбирая меня по косточкам!..

Голос Юли срывался. В воздухе ощутимо пахло очередной истерикой, но требовательный стук в дверь и стандартная фраза «Откройте, милиция!» заставила ее умолкнуть.

Юлиана вскочила и гордо прошествовала к двери.

Все изумленно проводили ее глазами. С не меньшим удивлением я заметила, что уже рассвело, а свет так никто и не выключил.

Юлиана открыла дверь:

– Проходите, пожалуйста, это я вас вызвала по телефону.

В холл ввалились четыре человека и сразу же попросили всех предъявить документы.

– Среди нас не хватает еще двоих, – попытался помочь органам Димка, – психически больная женщина находится у себя в комнате, спит, а ее сын, Зеленцов Валерий Кириллович, игнорирует нашу компанию.

– Ему в вашей компании делать нечего, – сурово ответил невыспавшийся майор. – Онтеперь труп. И находится в другой компании. Попрошу отвечать на вопросы…

То, что происходило дальше, походило на спектакль в сумасшедшем доме, актерами в котором были пациенты. Расследование велось по горячим следам, но установлением истины не пахло. Следователь, интеллигентно ругаясь, сходил с ума вместе со всеми.

Для начала всех нас, как стадо баранов, с трудом разогнали по разным комнатам. Я больше всех орала, что знаю все и в два счета объясню. Это подействовало. В результате меня допрашивали в последнюю очередь, из чего я сделала единственно правильный вывод – всезнаек не жалуют. Кроме того, меня, как главную выскочку, пригласили на опознание трупа Валерия. Четвертой по счету. Первыми были две жены потерпевшего, третьим – Димка.

Валерия я узнала не только по документам, одежде, но и по лицу, на которое, честно говоря, смотреть не хотелось. Не нравятся мне покойники, пусть даже и хорошо отмытые в экологически чистой воде Селигера. Как оказалось, женам это тоже не понравилось. Его вид их явно не радовал. Тем не менее они признали в утопленнике своего законного, но теперь уже бывшего супруга. Юлия от избытка чувств без конца теряла сознание, а Юлиана – способность соображать, поскольку в пятый раз подряд требовала от следователя разъяснений, зачем ей навязывают в мужья мертвеца. Представитель власти терпеливо разъяснял – кого нашли, того и предъявили.