Последняя ночь на Извилистой реке - Джон Ирвинг

Утром отец и сын не разговаривали. Кармелла старалась не смотреть на Кэти. Но незадолго до отъезда будущего писателя Дэниела Бачагалупо в Айову отец позвонил ему.

— Если ты и дальше будешь так пить, то не напишешь ничего стоящего. Просыпаясь, ты даже не помнишь, о чем писал вчера. Я бросил пить, поскольку не научился держать себя в рамках. Возможно, это наследственное, но ты тоже не умеешь держать себя в рамках. Подумай, что тебе важнее: выпивка или литература.

Тони Эйнджел не знал, что именно случилось с его сыном в Айове, но какое-то событие заставило Дэнни бросить пить. Тони и не хотел этого знать. Повар был уверен: что бы ни случилось с его любимым сыном в Айове, это наверняка было связано с Кэти.

Тесто для пиццы было замешено и успело один раз подняться. Повар накрыл миски влажными кухонными полотенцами, после чего запер ресторан и отправился вверх по Мейн-стрит к «Книжному подвалу». Ему очень нравилась работавшая там молодая женщина. Она всегда приветливо встречала его и часто ела у него в ресторане. Иногда он выставлял ей бутылку вина «за счет заведения». Заходя в «Книжный подвал» и здороваясь с продавщицей, Тони начинал разговор с непременной шутки:

— Ну хоть сегодня вы меня познакомите с какой-нибудь женщиной? Предпочтительно моего возраста или чуть моложе.

Повару по-настоящему нравилось жить в Браттлборо и быть владельцем итальянского ресторана. В первые годы он ненавидел Вермонт, правильнее сказать — ненавидел Патни, совершенно не похожий на Браттлборо. («Патни — это альтернатива городу», — любил повторять он.)

Тони скучал по Норт-Энду («По кое-каким грешкам», — добавлял Кетчум). Он привык к совсем другим людям. Патни был полон хиппи и прочей публики без определенных занятий. Единственной их «работой» была реклама собственного образа жизни. В нескольких милях от городишки обосновалась какая-то коммуна. В ее названии было слово «клевер», но остальных слов Тони не помнил. Похоже, коммуна была чисто женской, и это наводило повара на подозрения, что все ее обитательницы — лесбиянки.

В мясном отделе «Патни Кооп» работало существо неопределенного пола, вечно резавшее себе пальцы. Мясник должен разделывать мясо, а не заниматься членовредительством.

— Отец, да пойми ты: там работает женщина, — устал повторять одно и то же Дэнни.

— Откуда ты знаешь? Ты раздевал ее, что ли? — упирался повар.

Тем не менее Тони Эйнджел открыл в Патни свою пиццерию. Он не жаловал Уиндемский колледж — тот казался ему «ненастоящим» (повара не волновало, что сам он в колледже не учился и не знал, каким должен быть «настоящий» колледж). Студентов он именовал не иначе как «придурки» или «тупые задницы». При этом повар как-то забывал, что основной доход ему приносят как раз студенты этого «ненастоящего» колледжа.

— Только давай без христозапоров. Не вздумай назвать свою берлогу «Пиццей от Эйнджела». Слова «Эйнджел» в названии вообще быть не должно, — заявил повару Кетчум.

Помнится, Кетчума очень обеспокоило, что Дэнни и отец выбрали себе фамилию Эйнджел, и беспокойство это не ослабевало, а, наоборот, возрастало. Карл наверняка помнил, что гибель настоящего Эйнджела являлась причиной (реальной или выдуманной) отъезда повара и его сына из Извилистого.

Имя своему малышу Дэнни выбрал сам. Вообще-то он собирался назвать ребенка в честь своего отца — Домиником-младшим. Кэти тогда воспротивилась: ее не устраивало ни само имя Доминик, ни приставка «младший». Но Дэнни отказался давать малышу фамилию своего псевдонима. Джо остался Бачагалупо. И Дэнни, и повар помнили: Карл не мог без запинки произнести эту фамилию. Врядли Ковбой смог бы правильно ее написать, даже если от этого зависела бы судьба его жирной задницы. Ну и что, если Джо остался Бачагалупо? Кетчуму пришлось смириться. Но теперь Кетчум постоянно сетовал на их выдуманную фамилию Эйнджел.

Одно время повар часто думал о Дженнаро Каподилупо — своем сбежавшем отце. В ушах Тони Эйнджела до сих пор звучали названия двух городков близ Неаполя, совпадавшие с названиями провинций: Беневенто и Авеллино. Эти названия он впервые услышал от матери (она произнесла их во сне). Мальчишкой Тони верил, что отец действительно вернулся в окрестности Неаполя, откуда был родом. Когда он вырос, ему уже было все равно. Если тебя когда-то бросили, зачем разыскивать бросившего?

— И не вздумай сделать другой промах и назвать свою пиццерию «Окрестности Неаполя», — твердил повару Кетчум. — Ковбой итальянского не знает, но даже такой пень, как он, однажды может допереть, что «Vicino di Napoli» означает «В окрестностях Неаполя»[116].

И потому повар назвал свою пиццерию в Патни «Беневенто». Аннунциата произнесла имя этого города первым, и его никто не слышал, кроме ее сына. Невероятно, чтобы чертов Ковбой сумел уловить какую-то связь между Беневенто и сбежавшим поваром.

— Все равно это звучит слишком по-итальянски. Уверяю тебя, Стряпун, — никак не мог успокоиться Кетчум.

Пиццерия стояла на шоссе 5, перед развилкой в центре городка, где шоссе уходило на север, к бумажной фабрике и «ловушке для туристов»[117]под названием «Баскетвилл». В том же направлении, только чуть дальше, находился и Уиндемский колледж. Это был правый отворот развилки. Тех, кто выбирал левый отворот, ждала встреча с местным универсальным магазином (а также с его продовольственным отделом, где мясником работало существо неопределенного пола), после чего дорога уходила в сторону Вестминстер-Веста. Несколько в стороне от левого отворота стояла местная начальная школа. Дэнни она очень не нравилась, поскольку не соответствовала стандартам Эксетера. К счастью, на Гикори-Ридж-роуд, где и поныне жил писатель Дэнни Эйнджел, была неплохая промежуточная школа[118], которая сразу же пришлась ему по душе.

После второго класса Дэнни отправил сына в эту школу. Джо учился весьма успешно и сумел поступить в Нортфилд-Маунт-Хермон[119]— частную среднюю школу, вполне отвечающую высоким требованиям его отца. Эн-эм-эйч, как сокращенно называли это учебное заведение, находилось в получасе езды от Браттлборо на юг, в соседнем Массачусетсе. Путь от Патни занимал туда полчаса. В восемьдесят третьем году Джо учился в выпускном классе. За все годы учебы он часто навещал и отца, и деда.

У себя в квартире повар сделал дополнительную гостевую комнату, которая всегда была готова к приезду внука. Раньше в этом помещении была кухня, но второй кухни Тони не требовалось, и он удалил всю кухонную «начинку», оставив лишь водопровод и канализацию. Помимо комнаты дед сделал для внука просторную ванную, окно которой выходило на реку Коннектикут. Большая ванна напоминала ему ванну Кармеллы, стоявшую в ее прежнем жилище на Чартер-стрит, где не было горячей воды. Тони так и не знал наверняка, подглядывал ли Дэнни за купаниями Кармеллы. Но он прочитал все пять романов сына и в одном наткнулся на соблазнительного вида полную итальянку, любившую подолгу плескаться в ванне. У этой женщины был пасынок того возраста, когда мальчишки начинают мастурбировать, и он, подглядывая за мачехой, буквально изнурял себя дрочкой. (Ванная примыкала к его комнате, и смышленый парнишка провертел в двери комнаты дырочку.)