Сладкий грех - Никола Корник

— И в случае успеха? — настойчиво добивалась Лотта.

— Дом, — обводя взглядом комнату, пообещал Фарн. — Гораздо больший, чем этот.

— Естественно. Еще?

— Прислуга. Собственный экипаж, определенная сумма, вложенная в пожизненную ренту… — Фарн пожал плечами. — Мой душеприказчик позаботится об этом.

— Разумеется, — кивнула Лотта. — Разумеется, позаботится.

Это было то, что в представлении герцога Фарна стоило отдать за возможность управлять сыном. Он готов покупать помощь любовницы Эвана, хуже того, искал случая захватить внука в качестве заложника, чтобы легче добиваться своих честолюбивых замыслов. Редкостный подлец, совершенно не имеющий представления об истинном понятии чести семьи. Он понапрасну тратил здесь свое время.

— Мне кажется, вы совсем не знаете своего сына, ваше сиятельство, — сказала Лотта, взглянув на Фарна. — Эван ни за что не откажется от своих принципов. На них построена вся его жизнь, он сражался за них. Что бы я ни говорила, это не сможет заставить его переменить свое мнение, даже если я соглашусь вам помогать.

Наступило молчание. Фарн продолжал наблюдать за ней блестящими хищными глазами. Наконец он кивнул, будто пришел к какому-то решению.

— В таком случае для меня остается лишь один путь, — произнес он, взглянув прямо ей в глаза. — Я готов выплатить вам сто тысяч фунтов в случае, если вы предоставите любую информацию о моем сыне. Плюс дом и карета и что там еще вы желаете, — с некоторым раздражением в голосе подытожил Фарн.

У Лотты закружилась голова. Деньги всегда были ее слабым местом, а сто тысяч фунтов — просто громадная сумма. И не будет нужно больше переживать за свое будущее. Все те трудности и страхи, что разрывали ее минувшей ночью, — как она станет жить без Эвана, что с ней будет, — исчезнут. Ей никогда ни о чем больше не придется беспокоиться. Она будет богата.

Взамен требовалось всего лишь предать Эвана, привести его к гибели, и Арланда вместе с ним. Герцог не настолько бестактен, чтобы сказать об этом напрямик, но ему требовалась информация, доказательство того, что Эван замешан в измене. Он требовал того же, что и Тео в тот последний день в Лондоне, когда она согласилась предать Эвана ради будущей безопасности. Фарн предлагает сто тысяч. Сто тысяч за будущую счастливую жизнь…

Раздался стук в дверь, который сильно раздосадовал Фарна.

— Желательно, чтобы нам никто не мешал, пока дело не решено, — резко произнес он.

— Это вполне понятно, — согласилась с ним Лотта. — Кто это, Марджери? — крикнула она. — Пожалуйста, скажи, что я не принимаю.

— Прошу прощения, мадам, но я не могу, — ответила та, испуганно качая головой. — Там герцог Пализер, и он требует, что бы вы его приняли. Он сказал — безотлагательно! — добавила Марджери, копируя его повелительный тон.

— Пализер! — воскликнул Фарн. — Ему-то что здесь нужно?

— Не имею представления, — удивилась Лотта. — Прошедшие три года он игнорировал мое существование, словно я уже умерла. Единственный способ узнать ответ — принять его. Прошу извинить меня, — закончила Лотта, кивнув Фарну.

— Я подожду, — заявил тот. — Я вложил слишком много сил и времени в нашу беседу, чтобы уехать без вашего согласия на мои предложения.

— Как вам будет угодно, — пожимая плечами, ответила Лотта. — Проводи его сиятельство сюда, Марджери, — обратилась она к девушке.

Герцог Пализер оказался дородным, высокого роста господином лет сорока. Его полнота придавала ему выражение уверенности и важности, как и подобало титулованной особе. Он вступил в комнату, увидел герцога Фарна и остолбенел.

— Ваше сиятельство! — сбивчиво произнес он.

— Ваше сиятельство, — скучным голосом процедил Фарн.

— Кузен Джеймс, — приветствовала его Лотта. — Поистине неожиданная радость.

Казалось, Пализер в смятении.

— Что делает здесь Фарн?! — воскликнул он.

Фарн хранил высокомерное молчание.

— Его сиятельство сделал мне одно предложение, — объяснила Лотта. — Не амурного характера, как вы понимаете, а финансового. Итак, — продолжила она, пронзив кузена стальным взглядом, — наверняка вы прибыли сюда не для того, чтобы обменяться со мной семейными новостями. Почему бы сразу не перейти к контрпредложению в целях экономии времени? — спросила Лотта, подходя к столику и наливая вина в бокал. — Попробую угадать, — задумчиво проговорила она, передавая бокал гостю. — Мое присутствие в непосредственной близости от вас — всего-то каких-нибудь пятнадцать миль — приводит герцогскую семью в такое смятение, что вы готовы предложить мне вернуться в лоно семьи, восстановить меня в правах и прибавить к этому еще… — Лотта сделала небольшую паузу, взглянув на Фарна. — Ах да! Дом — побольше этого, конечно, — прислугу, карету и деньги… — со вздохом произнесла она. — Джентльмены, это слишком большая честь для меня, — продолжала Лотта. — Кого же мне выбрать?

Раздался стук.

— Лорд Сен-Северин, — объявила появившаяся в дверях Марджери.

— Ваши сиятельства… — Эван шагнул вперед, отвесив элегантный поклон обоим герцогам. — Ваши экипажи затрудняют движение на улице.

Эван чувствовал на себе холодный и неприязненный взгляд отца. Он не виделся с отцом два года, с того самого времени, как попал в плен. Они тогда поругались, отец требовал от него перейти на другую сторону и заявить о своей верности британцам. Отказ подчиниться привел к отчуждению между ними, еще более глубокому и болезненному, чем прежде. Теперь для обоих больше не существовало пути назад.

Но сейчас взгляд Эвана был прикован к Лотте. Она была спокойна и холодно-вежлива, как и подобает хозяйке гостиной, которая подает вино своим гостям. Но Эван чувствовал в ней напряжение. Он сразу же понял, что здесь могло произойти.

Его любящий отец, по всей видимости, предложил Лотте огромную взятку за предательство либо его, либо Арланда, либо их обоих.

При этой мысли он похолодел. Согласилась ли Лотта взять деньги? Ему отчаянно хотелось верить в то, что она не согласилась, не смогла пойти на это. Но уверенности не было. Страх закрался в душу, ужас при одной мысли, что станет с Арландом и сколько вреда может принести откровенность Лотты. Правда, она не знает, где находится сейчас его сын. Но если Лотта скажет хоть слово о событиях прошлой ночи, то сначала арестуют его, а потом доберутся и до сына, который вновь останется один, всеми покинутый. Власти приложат все усилия, чтобы под пытками вырвать у него, где прячется мальчик. А что, если ей придет в голову рассказать о его действиях в ночь смерти Чарда? Ее показаний будет достаточно, чтобы вздернуть его как убийцу за преступление, которое он не совершал. Это вполне устроило бы его отца.

Если Лотта задумала продать его, как можно это предотвратить? Он сам ничего ей не предлагал, да и что он мог, государственный преступник, военнопленный. Ему нечем удержать ее преданность, если другие дают больше. Он всегда понимал ее. Лотта готова продаться. К этому ее приучили мужчины, которые всегда использовали ее, предлагая взамен то, чего она больше всего жаждала, — деньги, дающие ощущение безопасности. Ему до боли хотелось бы ошибиться в ней, но Эван знал, что все так и есть.