Три королевских слова - Агата Бариста

И вот оно, яблоко раздора, манит совершенно определенно: «Полежи на мне».

Поразмыслив, я решила, что, пожалуй, да, это можно считать подарком — делают же презенты в виде приятного времяпровождения, дарят билеты в кино или путевки в круиз… А учитывая нежную привязанность демона к данному предмету туалета, можно было даже считать такой жест жертвенным.

Немного потоптавшись, я устроилась в мягком гнездышке из толстовки. Моя кошачья половина испытывала приятнейшие эмоции, как от встречи с давно потерянным, но вдруг вновь обретенным другом. Когти пришли в движение, внутренний моторчик затарахтел, глаза мирно щурились на золотых рыбок, которые затеяли водить вокруг хоровод.

Хотя некое предчувствие не покидало меня. Казалось, главный кайлеановский подарок еще впереди.

Когда я заподозрила неладное, было уже поздно.

Сперва началось тревожащее покалывание, словно затекло все тело и требовалось срочно наладить кровообращение. Мне удалось встать — с большим трудом, будто я увязла в глубокой луже густой патоки, но дальше не получилось сдвинуться ни на шаг. Рукава толстовки оплели лапы подобно силкам. Потом все тело принялось невыносимо зудеть, а вокруг вместо волшебных новогодних игрушек начали плавно парить крупные черные хлопья… как на пожарище. Хлопья были похожи на клочья шерсти; вскоре стало понятно, что это и есть шерсть.

Я в панике задергалась, но опять безрезультатно.

Вслед за тем к плавающим черным клочьям присоединились белые, тоже из шерстинок, а потом и розовые размытые струйки стали виться вокруг, и я поняла, что кровь покидает мое тело. Хотелось кричать, но горло пересохло, а после я и вовсе не была уверена, что у меня есть горло. Плоть размывало неумолимыми волнами. Впрочем, боли не чувствовалось — я осознавала только горькое ощущение полного распада организма.

Наступил момент, когда от меня осталась только крохотная блестящая пылинка, одна из миллиардов, мертво висящих в бесконечном черном тоннеле.

Вряд ли я смогла бы сказать, сколько прошло времени, но тоннель вдруг обрел границы, и свет в конце тоннеля все-таки появился. Моя пылинка понеслась навстречу новой ослепительной вселенной, и, когда я воссоединилась с этим сиянием, все вдруг внезапно закончилось.

…Не сразу, но я открыла глаза и увидала перед собой две странные длинные конечности, обтянутые бледной лысой — без шерсти — кожей. Конечности уходили вниз и опирались о деревянные доски неестественно длинными пальцами, тоже лысыми. Когти у этих пальцев были розовыми, плоскими и бессмысленно тупыми.

«Руки» — всплыло вдруг из глубин понимание.

Наверное, я заболела, появилась следующая мысль.

Заболела руками.

Некоторое время я тупо рассматривала эти странно-безобразные руки (на запястье одной из них была повязана красная нить) и доски пола (пол располагался слишком далеко, что тоже казалось мне неправильным), потом вдруг стало мерещиться, что с левой стороны находится нечто, на что следует обратить внимание. Это чувство напоминало не то зуд, не то легкое жжение, словом, причиняло неудобство и требовало моего вмешательства. Я скосила глаза, но мешала какая-то густая завеса из волнистых золотистых нитей, доходящая до самого пола.

Я дернула головой, и завеса колыхнулась.

«Волосы» — вернулось еще одно понятие.

Я неуверенно попробовала отдать приказ безобразной конечности с тупыми когтями, и она подчинилась — поднялась и откинула мешающую часть волос назад. Теперь, повернув голову налево, я обнаружила источник беспокойства — слева от меня стоял на коленях смутно знакомый человек и держал впереди себя клетчатый плед. Он почему-то застыл в этой неудобной позе; казалось, то, что он видит перед собой, мешает его мозгу функционировать нормально. Человек был бледен, губы раскрылись, словно собирались издать восклицание, а в глазах читалось не только сильное удивление, но еще и какая-то сумасшедшая шальнинка, будто он был слегка пьян.

Шальное выражение чужих глаз заставило меня наклонить голову и осмотреть себя, чтобы проверить, какое еще уродство могло так потрясти беднягу. На гладком лысом туловище обнаружились два странных круглых выроста в районе груди. Выросты светились фарфоровой белизной и напоминали какие-то фрукты. Я потаращилась на них озадаченно… вдруг плотину прорвало, и наконец-то нахлынула ясность: я, Шергина Данимира Андреевна, стою на четвереньках, голая, перед Кайлеаном Карагиллейном Третьим, который, видимо, своим изощренным колдовством смог вернуть мне человеческий облик. Еще стало понятно, что в настоящее время все присутствующие находятся в шоке от полученного результата: я — в сильном шоке, Их Высочество, похоже, — в еще более сильном.

Собрав волю в кулак, я заставила непослушное тело сменить позицию: я села, перекинула часть волос вперед и обхватила колени руками. При этом я заметила, что все-таки не совсем обнажена — на мне были лаковые космические «Джимми Чу» из прошлой жизни. Не успела я осмыслить нелепую игру магии, обрядившую меня в самый бесполезный на данный момент предмет на свете, как меня вдруг затрясло. Озноб зародился где-то в глубине тела и начал выбираться наружу, захватывая все мое существо.

— П-плед д-дай, — хрипло, не с первой попытки смогла произнести я и отчаянно застучала зубами: холод усиливался.

Кайлеан Карагиллейн моргнул, закрыл рот, выражение его лица переменилось на осмысленное, и он накинул на меня приготовленный плед. Я закуталась, но помогло это мало — меня продолжало трясти от холода, который, казалось, только усиливался. Более того, что-то неладное было со зрением — нечто, напоминающее морозные узоры на стекле, наползало с периферии и сужало обзор.

— Как вы себя чувствуете? — тревожно спросил Кайлеан. По его отрывистому тону стало понятно: что-то пошло не так.

— П-п-плох-хо, — с трудом выговорила я и продолжила лязгать зубами. — Х-холодно… п-плохо в-вижу…

Белая слепота надвигалась, и сознание начало мутиться. Кто-то бесцеремонный стал трясти меня за плечи и злым, очень злым голосом восклицать:

— Сколько тебе лет? Сколько тебе на самом деле лет?

Сквозь пургу, заметающую рассудок, я улыбнулась этому нервному кому-то и, чтобы подбодрить его, решила поделиться одной театральной историей, которую мне рассказывала мама. Знаменитая французская актриса Сара Бернар должна была исполнить роль восемнадцатилетней Жанны д’Арк, хотя самой Бернар на тот момент было за пятьдесят. В пьесе был момент, где Жанну спрашивают о возрасте, и она отвечает. Весь Париж собрался на премьеру, готовясь освистать стареющую знаменитость. Когда настал всеми ожидаемый момент и партнер актрисы задал вопрос «Сколько тебе лет, дитя мое?», зал затаил дыхание в предвкушении. Сара Бернар, безусловно, знавшая о готовящемся скандале, выпрямилась, расправила плечи, обвела притихший зал гордым взглядом и с вызовом, с неоспоримой уверенностью бросила в лицо зрителям непоколебимое: «Мне восемнадцать!» У актрисы получилось произнести эту фразу так, что все единодушно вскочили с места и наградили Бернар бурными овациями, хотя изначально планировали освистать ее игру.