Лютая охота - Бернар Миньер

За скамейкой по гравию зашуршали чьи-то легкие шаги, и она вовремя обернулась, чтобы увидеть, как слева промелькнула тень и сразу исчезла из поля зрения. С тревогой она обернулась в другую сторону, и сердце совершило тройной лутц[55], когда чье-то лицо оказалось совсем близко от ее лица.

– Господи, не может быть! – вскрикнула она. – Никогда так больше не делай! Ты мне надоел своими штучками!

– Сейчас говорят «задолбал», – заметил парень.

– Ладно, если бы люди выражались лучше, может, и не становились бы такими идиотами, – огрызнулась она.

– Можно подумать, что это сказала моя мать…

– Это доказывает, что она умная женщина.

– Эй, Копельман, ты всегда хочешь, чтобы последнее слово было за тобой?

– Сдается мне, что нас таких двое…

– Ладно, мир, – сказал Рафаэль Кац, усаживаясь на скамью рядом с журналисткой. – Дашь закурить?

Молодой лейтенант снял маску. У Эстер маска висела на шее и казалась вторым подбородком. Она достала пачку сигарет, и он вытащил одну.

– Есть для меня что-нибудь? – спросила она.

Он пожал плечами:

– Может, есть, а может, нет…

– Слушай, кончай эти загадки-отгадки. Уже поздно, и у меня только одно желание: оказаться дома, на диване, и смотреть сериал…

– Ариана Амбрелот, – произнес он.

– Это та девчонка, которую изнасиловал Муса Сарр?

– В том-то и фишка: Муса Сарр ее не насиловал.

Эстер Копельман нахмурила брови:

– А ты откуда знаешь?

– Она во всем призналась моим коллегам… Когда ее насиловали, Мусы там не было.

Эстер задумалась:

– Вот это да! То есть парня не только убили те, что гнали его, как дичь, но он к тому же и не был причастен к тому, в чем его обвинили? Ну и паскудство…

Он затянулся сигаретой, и ее красный огонек блеснул в темноте. В это время кто-то прошел за их спинами вдоль канала, и они замолчали.

– А у тебя для меня что-нибудь есть? – сказал он.

– Может, и есть…

Он повернулся к ней и вгляделся в ее профиль.

– Выкладывай. Это обмен, мера за меру, а обмен работает в две стороны.

– Ты же знаешь, – сказала Эстер, – что у меня нет контактов в полиции, кроме тебя. Но у меня есть и другие, не только в полиции, кто время от времени мне кое-что подбрасывает. Так вот. Говорят, что в регионе существует… гм… теневой трибунал, секретная группа из полицейских, судей и военных, которые претендуют на исправление недочетов нашей судебной системы и на восстановление справедливости собственными силами…

Она увидела, как он сощурился, посмотрел на статую Геракла-лучника прямо перед собой и сделал тот же жест, будто натягивая лук и прицеливаясь.

– Откуда ты знаешь? – сказал он.

– Ходят такие слухи, – ответила она, – и доходят до моих ушей…

– Кто тебе об этом сообщил?

– К сожалению, мой птенчик, я оберегаю свои источники. Полагаю, что теперь ты это поймешь, потому что сам стал одним из них… Как ты сможешь мне дальше доверять, если я тебе их выдам?

– Сдаюсь, – признал он.

– А ты тоже слышал этот шумок?

– Без комментариев.

– Это значит «да»?

– Это значит «без комментариев».

– Существование такой группы могло бы объяснить не только гибель Мусы Сарра и Кевина Дебрандта, но и исчезновение Лахсена Хениша, Ромэна Эймана и Нельсона де Роха, – предположила она. – А может, и других…

Он задумчиво на нее взглянул и поднялся со скамьи:

– Мне пора идти.

Она кивнула и проводила его глазами, а он быстрым шагом исчез в направлении бульвара Лакросс. Молодой лейтенант с большими претензиями: не то Растиньяк, не то Рюбампре[56]. Она спросила себя, что выпадет: орел, то есть прямота, честность и неподкупность, как у Серваса, или решка, то есть продажность, насилие и ожесточенность, как у всех, кто переступил черту.

Эстер подумала, что Рафаэль Кац и сам еще этого не знал. Хотя и опасно заигрывал с вышеупомянутой чертой. Она вспомнила их первую встречу три дня назад. Как и положено, в баре. Рафаэль подошел к ней и угостил стаканчиком незадолго до закрытия, предусмотренного комендантским часом. Поначалу она подумала, что он, как и все остальные, пытался утопить свое одиночество в шумной компании выпивох и неприкаянных душ. Но он очень быстро объяснил, что прочел ее последнюю статью, ту, что вышла только утром и где говорилось о Мусе Сарре. Статья ему понравилась. А дальше он предположил, что у нее есть свои осведомители в полицейском управлении и в прокуратуре, но никто из них напрямую не связан с расследованием. Он заявил, что с его лейтенантским заработком он вряд ли сразу добьется двух целей, которые себе поставил, и в ожидании этого ему нужны деньги. Она рассмеялась ему в лицо и ответила, вспомнив, что ей говорил Шометт: «Ля Гаронн» – не «Вашингтон пост». Он заметил, что услуги «Глубокой глотки»[57], несомненно, дороже, но ему совсем немного надо: всего-то каких-нибудь несколько сот евро. А в порядке обмена она время от времени станет подбрасывать ему информацию, которая в будущем может помочь ему ускорить карьеру. В общем, предложил сделку «баш на баш». Ей понравилась такая дерзость, и она поговорила о парне с главным редактором, не называя его имени. С этого и началось их «па-де-де».

Она тоже поднялась со скамьи, потянулась и отправилась домой. Но не заметила, что следом за ней в ночи движется чей-то силуэт.

* * *

– Мартен, можешь мне объяснить, что происходит?

Она смотрела на него с суровым видом, и в красивых зеленых глазах читалось явное раздражение. Она сердилась на него за то, что не сказал раньше, и теперь они с Гюставом оказались в опасности. За то, что свое ремесло счел более важным, чем они оба. И Сервас ее понимал.

– Мы вот-вот разоблачим полицейских, перешедших на темную сторону, – сказал он. – Продажных полицейских. Они, как хищники, загнанные в угол, пытаются ранить, достать меня… через вас.