Солнечное настроение - Глория Му

– Зачем я тебе раздетая потребовалась?

– Буду слушать ваши легкие и сердце.

– Чего их слушать? Они как у молодой лосихи.

– Гражданка Степанова! – тихо закипая, произнесла Ира. И далее говорила медленно, чеканя каждое слово, будто у Марии Петровны имелись проблемы с восприятием речи. – Вы… врача… вызвали. Следовательно… вас… что-то… беспокоит. Ответьте… пожалуйста… на вопрос. Что… вас… беспокоит?

– Ты раньше не в психушке работала? – Мария Петровна покрутила пальцем у виска. – Ты чего со мной как с дебильной разговариваешь? Или сама, часом, шизофрению подхватила?

– Что… вас… беспокоит? – как автомат повторила Ирина.

– Тьфу ты, заладила! Аппетит меня беспокоит.

– Его отсутствие?

– Присутствие! С утра ничего не ела. Хватит лясы точить, пойдем на кухню чаю попьем.

Мария Петровна повернулась и вышла из комнаты. Ирине ничего не осталось, как, подхватив сумку, двинуться следом.

– Негодяйка! – прошептала Ирина. – Я тебе покажу шизофрению!

На кухне Мария Петровна разливала заварку по чашкам. На столе стояли тарелки с сыром, ветчиной и бужениной, с рыбой, вазочки с вареньем. На плите начинал посвистывать чайник.

– Никаких чаев и угощений! – твердо сказала Ирина. – В гости к вам не набивалась!

– А вдруг у меня диабет? – открыто насмехаясь в лицо Ирине, произнесла Мария Петровна. – Укол сделала, и теперь, если не поем, окочуриться могу.

– У вас нет диабета.

– Откуда ты знаешь? Я же анализы принципиально не сдаю. Вот сейчас грохнусь тут в коме, что будешь делать? У тебя же ничего нет. Доктора! Приходят, трубочки в уши вставят и рецепты прописывают. Ты хоть знаешь, какие раньше доктора были? Они не то что к больному – из дому без своей врачебной сумки не выйдут. А в твоем бауле что? Прокладки да тампаксы, ну, еще шпаргалки. Садись, делай себе бутерброды, ешь.

– Не буду! За одним столом с ВАМИ я питаться не стану!

– Ой-ой! Какие мы строгие! Слушай, почему ты мне ТАК хамишь, словно право имеешь? Что-то в тебе есть, – Мария Петровна неопределенно покрутила в воздухе пальцами, – странное. Голуба моя! Не выпускай коготки, побереги их для другого случая. Против Степановой ты как бобик против гиппопотама. Я чужие когти, на меня нацеленные, с мясом вырываю!

– Усвоила, очень испугалась, – заверила Ира.

– Ты мне все время кого-то напоминаешь, но кого, вспомнить не могу. У меня абсолютная память на лица. Имена путать могу, но если один раз с человеком словом перемолвилась, запоминаю на всю жизнь. Я столько двойников знаю – хоть театр открывай. Но ты… Что-то очень знакомое и очень неприятное, уж извини. Кто твои родители?

– Не имеет значения.

– Подкидыш? Детдомовская?

– Нет, по счастливой случайности я воспитывалась не в детдоме.

– Что значит – по счастливой случайности? Кажется, вспомнила, мой зам по хозяйственной части в Петропавловске. Степа… Степа не помню как. Ты на него похожа.

– Ошибаетесь.

– Жаль. Степа обладал уникальной способностью шевелить ушами в ритм любой музыке. Даже Первый концерт Чайковского ушами отхлопывал.

– У меня нет музыкального слуха.

– У меня тоже. Выходит, ты своих родителей стыдишься?

– Мне не нравится этот разговор.

– Точно стыдишься. Чем они тебе не угодили? В начальники не выбились или эскимо на палочке редко покупали?

– Считайте как угодно.

– Почему чай не пьешь?

– Я вам уже сказала…

– Экая упрямая! Как ослица! Не будешь питаться, и я не буду. Подохну – тебе отвечать. Предсмертную записку оставлю. Нет, ее ты можешь уничтожить. Позвоню.

На угловой полке стоял телефонный аппарат. Мария Петровна схватила трубку, стала набирать номер.

– Катя? Это Маруся. Записывай! В моей смерти сегодня винить… Как тебя зовут? – дернула подбородком в сторону Ирины.

– Кузмич Ирина Николаевна.

– Винить Кузмич Ирину Николаевну, – проговорила Степанова в трубку. – Все поняла? Буду жива – перезвоню.

«Не так уж она, Мария Петровна, для друзей Маруся, железобетонна, как хочет казаться, – подумала Ирина. – Это не сильная женщина на пике жизни, а паникующая старуха, которая хорохорится из последних сил, пускает пыль в глаза – только пыль, а не ядовитый газ».

– Шантажируете? – усмехнулась Ирина.

– Защищаюсь от врачей-вредителей.

– Номер телефона состоит из семи цифр.

– Ну и что?

– Вы набрали только пять.

Мария Петровна заметно стушевалась, переставила тарелки на столе, хотя в этом не было надобности. Ей очень хотелось задержать колючую докторшу, которая смотрела с вызовом, с холодным презрением, как на врага. Недоброжелателей у Марии Петровны всегда хватало. Но как правило, они прятались за натужными улыбками, за враньем и подхалимством. Тех, кто прямо смотрел в глаза, ненавидел открыто, не так уж и много было. И Мария Петровна по-своему их уважала, испытывала что-то вроде спортивного азарта, как боксер на ринге перед схваткой. Физиономии врачей, которые в последнее время не переводились в доме Марии Петровны, раздражали своей терпеливо-профессиональной отстраненностью. Точно Мария Петровна была шкодливым ребенком, который опрокинул им на белый халат бутылку чернил. Что возьмешь с невоспитанного дитяти? Что возьмешь со вздорной старухи?

Ирина Николаевна Кузмич, в отличие от прежних эскулапов, видела в Марии Петровне человека вредного, но умственно полноценного, с которым можно разговаривать без скидок на возрастную дурь. И колкости, какими они успели обменяться, смысл произнесенных слов значения не имели. Главным было выражение глаз докторши – неприкрыто враждебное.

Мария Петровна дрогнула, в ее голосе зазвучали почти просительные нотки:

– Тебе жалко со мной пять минут посидеть, чашку чаю выпить?

– «Жалко» – не то слово.

– Торопишься?

– Нет, последний вызов.

«А может, она просто вульгарная хамка? – подумала Мария Петровна. – Стерва в ангельском обличье?»

– Катись! – выдала Мария Петровна, проклиная себя за минутную слабость. – Нужна ты мне, как папе римскому значок ГТО. Я снова «неотложку» вызову.

– Как вам угодно. Медицина у нас бесплатная. Почему бы не потрепать нервы врачам? Я вас последний раз спрашиваю: дадите себя осмотреть или записываю в карточку отказ?

Мария Петровна не ответила, шагнула к плите, взяла чайник. Ирина восприняла молчание Степановой как согласие. Открыла сумку и в очередной раз достала фонендоскоп и тонометр.

– Раздевайтесь!

Мария Петровна рефлекторно дернулась в сторону, решив, что настырная докторша хочет схватить ее за руку. Чайник качнулся, крышка слетела, и кипяток вылился на Марию Петровну. Она заорала благим и неблагим матом. Запрыгала на одной ноге.