Солнечное настроение - Глория Му

Ольга подумала, что и сама должна бояться, но почему-то ничего не боялась, не думала ни о глазках после операции, ни о возможной наследственной слепоте, была, как ни странно, безмятежна и точно знала, что все будет хорошо. Все будет просто замечательно, а девочка будет похожа на Игоря.

Она так и сказала:

– Обе дочки на тебя похожи. Это хорошо, счастливыми будут.

– А может, сын? – спросил Игорь.

– Можно, – согласилась Ольга. – Но не сразу, ладно?

– С ума я с тобой сойду, – пожаловался Игорь. – Не пугай меня так.

И все это время до рождения дочки Игорь сходил с ума, смеша Ольгу своими страхами, своей осторожностью с ней, своими оптовыми закупками совершенно ненужных детских одежек и игрушек, своей свирепой готовностью защищать ее от… всего! А Ольга жила себе как живется, почти все время проводила с Чижиком, потому что нужно уже было к школе готовиться, много ела, сладко спала, ходила в гости к Галке, слегка пожучивала разленившуюся на втором курсе иняза Шурку, время от времени любовалась в зеркале своим растущим животом и никогда не плакала. Зато полюбили плакать Инга Максимовна и Катерина Петровна. Инга Максимовна приезжала к ним в это время часто, но была в эти визиты не такая шумная, как раньше, следила за Ольгой тревожным взглядом, а уединившись с Катериной Петровной в кухне, обязательно пускала слезу. Катерина Петровна тоже хлюпала и вздыхала, и так они могли проводить вдвоем часы. Ольга точно знала, что обе они с восторгом и надеждой ждут прибавления семейства Серебряных, а остальные причины их расстройства ее нисколько не волновали. Ее вообще сейчас ничего не волновало, кроме успехов Чижика, но с Чижиком все было хорошо, так что и здесь волноваться было не о чем.

В роддом ее повезли всей толпой на двух машинах. Одну вел Саша-маленький, потому что у Игоря руки тряслись, и он сел на заднее сиденье рядом с Ольгой, а на переднем устроилась Инга Максимовна с валидолом. Во вторую машину набились все остальные – Шурка, Галка, Катерина Петровна с Анной на коленях, а за руль сел взявшийся ниоткуда Саша Большой, как всегда невозмутимый и как всегда знающий о событии еще до того, как оно произошло.

В роддоме Игорь попытался организовать панику, но Ольга его попытки пресекла в корне, резонно заявив, что рожать ей, а не ему, и врачи лучше знают, что надо делать, а Игорь только под ногами путается. Игорь замолчал, больными глазами смотрел, как ее уводят, а потом сел в приемном покое и не стронулся с места, несмотря на уверения врачей, что ждать нечего, что Ольга скоро не родит, что рановато привезли, да еще первые роды… Игорь сидел, молчал, смотрел на всех ожидающими глазами, и когда через три часа ему сообщили, что Ольга родила девочку, три семьсот, обе чувствуют себя хорошо и уже просят есть, Игорь ожил, заговорил, задвигался, вцепился в дежурного врача и потребовал вызвать к Ольге офтальмолога.

– Да все в порядке, – отбивался врач. – Мы в курсе проблемы, вы не волнуйтесь. Был офтальмолог, смотрел. Все в полном порядке, и роды на удивление легкие были, родила – как выдохнула.

– Это правда? – пытал его Игорь. – Вы от меня ничего не скрываете?

Как врач ни противился, Игорь заставил его передать Ольге в палату сотовый телефон, и целый день потом сидел дома, прилепившись к телефонной трубке, и самозабвенно слушал то подробные инструкции Ольги по поводу занятий Чижика, то басовитый громкий рев самой младшей Серебряной, Марии Игоревны.

…Ольга ни разу не заплакала до того дня, когда Чижика повели в первый класс. Она сидела у школы, как когда-то Игорь в приемном покое, до тех пор, пока не увидела выходящую из дверей Анну, и кинулась к ней с миллионом вопросов, на которые Анна восторженно отвечала:

– Да класс! Буквально здорово!

И Ольга по дороге домой тихонько поплакала от облегчения: она помнила, каким мучением была школа для нее, и все время боялась за Чижика.

А потом в слезы ее вогнала Шурка. Однажды вечером, помогая Ольге укладывать Машку спать, Шурка решительно заявила:

– Я тоже девку рожу. Красивую. От Саши-маленького. Жаль, что рыжий… Но если девка рыжей будет – это даже хорошо. А вдруг пацан получится?

– Ты что? – испугалась Ольга. – Как это родишь? Когда?

– Ну, этого я еще не знаю… Все-таки сначала Сашу надо уговорить… ну и вообще…

– Вы жениться задумали! – догадалась Ольга. – Какие же вы все-таки… А я ни сном ни духом.

– Да вообще-то и Саша пока ни сном ни духом, – призналась Шурка. – Это я только что подумала: а чего бы мне тебе внучку не родить? А Саша просто к слову пришелся. А что? По-моему, подходящая кандидатура в папаши. Большой, красивый. Смешной к тому же. Нет, решено, рожу я тебе внучку.

Ольга улыбалась и плакала, глядя на этого ребенка под метр восемьдесят, и думала, что уж если Шурка решила, то бабушкой быть Ольге не миновать в самом ближайшем будущем.

Собственно, так и получилось.

Но это уже совсем другая история.

Девочка пряталась за кустами. Дом построен и заселен недавно, молоденькие деревца вокруг детской площадки никого не могли скрыть. Кусты тоже невысокие, но густые, благодаря дружным весенним листочкам. Если стоять в полный рост, то голова торчит над верхушками веток. Да и не выстоишь долго, а ждать девочка решила до победного конца.

Почему так говорят: «победный конец»? Ведь победа должна обозначать новую счастливую жизнь?

Девочка нашла деревянный ящик, поставила его в угол, который образовывали кусты, уселась. Теперь ее не видно ни с одной стороны, разве только из окон верхних этажей дома. Более всего боялась: спустится какая-нибудь сердобольная старушка, начнет приставать с вопросами: почему ты здесь прячешься? Где твои родители?

Восьмилетние девочки не караулят по вечерам в засаде, а делают домашнее задание, аккуратно, без помарок, выводя строчку за строчкой, наслаждаясь чистописанием, будто вышиванием крестиком.

Девочка была одета в коричневое форменное платье с белыми воротником и манжетами и белый фартук. Сегодня суббота, полагается надевать в школу белый фартук, а не черный, как в остальные дни. Девочка пришла в этот двор сразу после школы. Ждать пришлось долго. Очень хотелось пить, и еще в туалет. Но девочка терпела, не покидала своего убежища. Листочек за листочком она выщипала в середине куста отверстие, через которое отлично просматривались вход во двор, двери подъездов и детская площадка. В поздних майских сумерках белый фартук светился ярким пятном. Девочка сняла фартук и затолкала его в портфель. В окнах зажегся свет.

Ту, ради которой пришла сюда, девочка узнала сразу. По веселому заливистому смеху, хотя никогда его не слышала, по лицу, плохо различимому в темноте, оттого непонятно – похожему на единственный виденный снимок или нет. Но девочка почувствовала, как внутри словно что-то оборвалось и безошибочно выкрикнуло: «ОНА!» Девочка припала к амбразуре в кусте, не замечая колючих веток.