Будешь моей мамой - Ирина Волчок

Пигмалиону от офтальмологии, замечательному хирургу и замечательному человеку Олегу Кировичу Костко посвящаю эту книгу с вечной благодарностью

В торговом центре была толпа. И очень душно. И очень шумно. Ольга ненавидела толпу, духоту и шум. Еще ненавидела свое легкомыслие: как раз тех денег, которые она только что проела в кафетерии на третьем этаже магазина, не хватает, чтобы купить вполне приличные туфли. Туфли ей необходимы к завтрашнему дню. Все остальное — ерунда. По крайней мере, для первого визита она с Галкиной помощью экипирована. Не считая обуви. У Галки кое-что есть, но лапа на два размера больше.

Вот черт, что это продавщица так уставилась? Не хватало еще сочувствия этой матрешки свежепокрашенной…

Ой, как плохо. Ой, как тебе не стыдно… Скоро будешь бросаться на людей только за то, что у них кожаные туфли ручной работы и умненькие, понимающие глазки.

Избегая взгляда продавщицы, Ольга отвернулась к полкам, заставленным обувью на все случаи жизни, на любой вкус и на любой карман. Кроме ее кармана. Она ненавидела эту обувь. Слишком ее много. Туфли, тапочки, ботинки, сапоги, босоножки… Да еще отраженные в зеркальной облицовке. Обувная толпа. Стадо. Ненавижу. И тут она увидела в зеркале свое отражение. Лицо желтое, как лимон. Глаза круглые, тоскливые. Чуть не до крови искусанные губы скривились, изображая презрительную улыбку. Чучело. Краше в гроб кладут. Ладно, надо уходить, пока дождь не начался.

Ольга надела черные очки, отвернулась от полок с обувной толпой и наткнулась на продавщицу с умненькими глазами и сочувственной улыбкой. Как это она вдруг рядом оказалась? И зачем? Только бы не заговорила.

— Столько всего, а выбрать нечего, правда? — все-таки заговорила продавщица. — У меня самой всегда с обувью проблемы. Никогда не могу удачно выбрать. То трет, то жмет, то каблук высокий, то цвет — ни к селу ни к городу…

— Да. — Ольга постаралась отвечать спокойно. — Да, обувь — это проблема…

— У меня большие пальцы на ногах были обморожены, — пожаловалась продавщица. — Если обувь хоть чуточку жестковата — все, не могу носить. Такая боль, прямо никакого терпения. Тоска.

— Тоска, — согласилась Ольга и неожиданно для себя добавила: — У меня то же самое.

Продавщица глянула на ее разношенные тенниски и понимающе покивала:

— А-а-а… Тогда вам надо осторожно выбирать. Вы что искали — на каждый день или на презентацию?

— Вообще-то на презентацию. — Ольга поймала себя на том, что улыбается. Совершенно спокойно и естественно. — Но хорошо, если бы и на каждый день подошли.

— Такие? — Продавщица выставила вперед ногу и повертела стопой.

Туфли, конечно, у нее классные. Сказка, а не туфли. Такие туфли не могли сделать на фабрике.

Эти туфли наверняка выросли и расцвели на кусте темно-красных, бархатистых, нежных роз…

— Красные я никогда не надену, — вздохнула Ольга. — Вот если бы светлые… Бежевые или серенькие…

Ольга говорила так, будто за бежевые или серенькие она прямо сейчас выложила бы несколько тысяч. Не задумываясь. Актерка. Лицемерка. А с другой стороны — все правильно, отдала бы не задумываясь. Если бы у нее эти несколько тысяч были.

Продавщица вдруг оживилась:

— Кажется, одна пара светлых оставалась. Не помню, вроде кто-то отложил. Взять хотел, а потом… Нет, не помню. Могу поискать. У вас какой размер?

Ольгу затошнило. Ну кто тебя за язык тянул? Ну почему ты все время напрашиваешься на неприятности? Она опять увидела свое отражение в зеркалах за подставками и мысленно дала себе пощечину. Спокойно. Хватит истерик. Нечего себя жалеть. У нее все хорошо. Никаких неприятностей. Девочка просто очень профессиональный работник. Продавец суперкласса. Ее задача — продать товар. Она ничего о тебе не знает и, уж конечно, не хотела тебя обидеть.

— Да. — Ольга почувствовала себя виноватой. — Поищите, пожалуйста. Я пока пойду сумки посмотрю.

— Не торопитесь, — великодушно разрешила продавщица. — Я полчаса провожусь, это точно. Забыла, куда их сунули… Если они вообще остались.

Хоть бы их не было! Хоть бы она не нашла эти проклятые туфли, думала Ольга, пробираясь сквозь толпу к галантерейному отделу. И еще думала: после толкания в толпе три часа просидит у Галки в садике, закрыв глаза и заткнув уши ватой. А какого дьявола вообще надо толкаться в толпе, пробираясь к сумкам? Все равно она ничего не собиралась покупать.

А потом она увидела эту маленькую девочку. Девочка стояла в центре пустого пространства, каким-то неизвестным науке способом образовавшегося посреди бурлящей людской массы. Ни один человек почему-то не переступал невидимых границ этого круга. Вроде бы никто не обращал специального внимания на маленькую девочку. Похоже, ее вообще не замечали. Каждый в толпе был озабочен своими проблемами, каждый увлеченно убивал свой обеденный перерыв на гонку от прилавка к прилавку и не смотрел на то, что не было товаром. Но каждый, кого толпа выносила к этому свободному пространству с ребенком посередине, вдруг тормозил, будто не решаясь переступить невидимую границу. Пятился или шарахался в сторону, втягивался обратно в толпу. А девочка в центре свободного пространства медленно кружилась, расставив в стороны руки и слегка запрокинув темную кудрявую голову.

Компас, подумала Ольга. Одна рука ищет север, другая — юг. Такой прелестный живой компас в белом платьице.

Девочка, медленно кружась, повернулась к Ольге славной смуглой мордашкой, и Ольга схватилась рукой за горло… У девочки были огромные, неподвижные, напряженные глаза, и Ольга догадалась бы обо всем, даже если бы на шее у ребенка не висели на цепочке очки с толстыми, как дно стакана, затемненными стеклами, в центре которых светились оконца глубоко выдавленных линз. Наверное, минус восемнадцать-девятнадцать. Ах ты чижик одинокий…

— Эй, — негромко позвала Ольга, опускаясь на корточки. — Эй, ты кто, чижик?

Девочка остановилась, опустила руки и слегка вытянула шею, прислушиваясь.

— Вот она я. Прямо перед тобой, — подсказала Ольга осторожно.

— Я знаю, — отозвалась девочка с неожиданно снисходительной интонацией и уверенно шагнула к Ольге, протягивая руки с растопыренными пальцами. — Я твои слова унюхала. Ты вкусно пахнешь.

— Это я недавно ватрушку ела, — объяснила Ольга. — Она с ванилью. А ты почему здесь одна?

— Я не одна. Я с папой, с Ниной, с Сашей-маленьким, и еще там, в машине, новый шофер дядя Слава. Мы приехали мне подарок искать. Мне завтра буквально пять лет. А потом мы с Ниной от них ушли, а потом я от Нины ушла. Я тоже ватрушку хочу. С ванилью.

Ольга подхватила девочку на руки, и та обняла ее за шею руками, а ногами — за талию, уютная, как котенок, крепкая, как щенок, и цепкая, как обезьянка. Толпа тут же заняла свободное пространство.