Крушение "Красной империи" - Николай Ефимов

— Идея отказа от применения ядерного оружия первыми — это тоже идея советского политического руководства?

— Да, с приходом Горбачева был дан толчок процессу ядерного разоружения. До него переговоры шли около 8 лет, не принося никаких результатов. Будучи первым заместителем начальника Генштаба, я возглавлял рабочую группу, входящую в состав группы Политбюро во главе с секретарем ЦК КПСС Зайковым. Она занималась вопросами военной политики и разоружения. Заседания проводились в Генштабе, в моем рабочем кабинете. В ее состав входили два человека от ЦК партии, заместитель министра иностранных дел, представители КГБ, оборонной промышленности.

Думаю, стремление добиться сокращения наступательных ядерных вооружений было оправданным. Ведь оружия накопили сверх нормы, экономика СССР работала с диким перенапряжением. Для того чтобы не отстать от других ядерных держав в гонке вооружений, от нас требовались все новые материальные затраты. Поэтому нужно было садиться за стол переговоров.

— Если бы в 1989 году — в период падения Берлинской стены — возник военный конфликт между странами НАТО и Организацией Варшавского договора, был ли у противников шанс выстоять против нас в безъядерной войне?

— Шанса победить Организацию Варшавского договора в военном столкновении у НАТО не было никогда. Мы четко представляли себе, что одна только сухопутная группировка наших войск в Германии такова, что держит в напряжении все войска НАТО в Европе. А ведь мы стояли еще и в Венгрии, Чехословакии, Польше. Войска были боеготовые, укомплектованные, обученные, обеспеченные новейшими образцами техники и вооружения, с хорошо отлаженной системой управления. И никакого применения ядерного оружия для разгрома противника нам не требовалось. Не случайно была прописана четкая политическая линия: никогда не применять ядерное оружие первыми. Сегодня у нас нет такого потенциала в сфере обычных вооружений, и правильно, что нынешняя военная доктрина предусматривает возможность принять решение о применении ядерного оружия при возникновении серьезных угроз для России.

— Были ли для вас неожиданными распад Организации Варшавского договора и смена общественного строя в восточноевропейских странах?

— Пока не начался реальный развал социалистической системы, особенно до событий в ГДР, у меня не возникала даже мысль о возможности ликвидации Варшавского договора. Виновником случившегося, безусловно, является политическое руководство СССР тех лет во главе с Горбачевым.

— Разбирался ли Горбачев в военных вопросах?

— А в чем он глубоко разбирался? Скажу откровенно, Горбачев не знал Вооруженных сил, забот их не ведал, да и не особенно старался вникать в военные проблемы. Сколько раз маршал Ахромеев, будучи начальником Генштаба, ездил к нему докладывать, какие меры предполагается предпринять по военной линии в связи с политическими новациями. Приезжал из Кремля Сергей Федорович в расстроенных чувствах. Все то, что произошло с нашей великой страной и ее Вооруженными силами, — «заслуга» Горбачева.

Часто приходилось мне сталкиваться с тогдашним министром иностранных дел Шеварднадзе. Проводя политику разоружения, он зачастую шел на неоправданные уступки США. И только благодаря настойчивым усилиям Генштаба, министра обороны, благодаря поддержке КГБ нам удавалось на заседаниях «пятерки» у секретаря ЦК Зайкова хоть как-то ставить преграды на пути этого политика. Было несколько моментов, когда он игнорировал совместно выработанные указания для участников переговоров. Никогда не забуду, как он единолично принял решение о сокращении морской авиации. Переговоры шли о сокращении Сухопутных войск от Атлантики до Урала, а морская авиация относилась к ВМФ, поэтому военное ведомство считало обоснованным вывести ее из предмета переговоров…

— Доводилось ли вам позднее встречаться с кем-то из своих восточноевропейских товарищей по оружию?

— Увы, не встречался. Знаю только, что они были очень обижены на руководство нашей страны и Министерство обороны за то, что мы их бросили. Начальник Главного штаба Национальной народной армии ГДР генерал-полковник Фриц Штрелец говорил об этом открыто: «Вы нас предали». Он прав по сути, как это ни горько сегодня признавать. Для офицерского состава ГДР крах их государства был жизненной трагедией. Многие офицеры армий Варшавского договора — это наши воспитанники, закончившие наши военные академии. Все они были, так скажем, прорусски подготовлены. После политических перемен на них пошли гонения. Многие оказались безработными, мало кому посчастливилось обрести достойную работу.

— В конце 1980-х годов начался массовый вывод советских войск из стран Восточной Европы. Привлекался ли Генштаб к определению оптимальных сроков передислокации войск, и насколько вообще в Кремле прислушивались к мнению военных профессионалов?

— Да, привлекался. Я сам рассчитывал сроки вывода войск из Венгрии. Для их согласования мы с большой группой генералов и офицеров вылетели в Будапешт и вместе с начальником венгерского Генштаба генералом Пачеком определили их в 2,5—3 года. Я доложил все начальнику Генштаба, тот — министру обороны, а он в свою очередь — Горбачеву. Но наше политическое руководство это не устроило. В Венгрию был командирован первый заместитель министра обороны, видимо, он получил другие указания, и срок был сокращен до полутора лет.

Надо признать, что вывод войск, особенно нашей основной группировки в ГДР, был осуществлен неорганизованно. С мнением специалистов Генштаба в Кремле считаться тогда не хотели. Немцы готовы были пойти на огромнейшие уступки — даже на то, чтобы оставить часть нашей группировки в восточных районах Германии на длительное время. Мы до сих пор могли бы там присутствовать, даже американцы не возражали. Нам шли навстречу и в экономическом плане, выходили с конкретными предложениями. Но Горбачев на все эти предложения никак не отреагировал. Он все сдал…

— Возможно, это и привело министра обороны в состав членов ГКЧП. Интересно, а какова была роль Генштаба в тех событиях? Советовались ли с вами по поводу введения чрезвычайного положения?

— К сожалению, не советовались. Этот вопрос даже не обсуждался в Министерстве обороны. Буквально за неделю до ГКЧП начальник Генштаба генерал армии Моисеев был отправлен в отпуск, и в те драматические дни я исполнял его обязанности. Но не был посвящен ни в один из планов организаторов августовских событий. Для меня до сих пор большая загадка — почему они просто-напросто проигнорировали Генштаб? Может, боялись, что увидим «второе дно» в их намерениях. Много в тех событиях неясного, видимо, всей правды мы так и не узнаем.

— В декабре 1991 года Горбачев утратил контроль за ситуацией в стране. Возникла опасность анархии и нового смутного времени в ядерной державе. На ваш взгляд, армия в такие судьбоносные для страны моменты вправе оставаться пассивным наблюдателем национальной трагедии?

— Очень непростой вопрос, все зависит от конкретных исторических обстоятельств, настроений народа. Если говорить по большому счету, армия предназначена для одной-единственной цели — защиты территориальной целостности государства от посягательств внешнего врага любыми способами. И не дело армии вмешиваться во внутриполитические процессы. Есть другие государственные институты, структуры, предназначенные для решения этих задач. Когда же возникает такая серьезная угроза, как развал страны, и все другие пути предотвращения намечающейся трагедии исчерпаны, военные, возможно, и не должны быть пассивными наблюдателями. Но в нашем случае — к декабрю 1991 года — маршал Язов сидел в тюрьме, Ахромеев трагически погиб, начальник Генштаба Моисеев, также, как и все заместители министра обороны, многие начальники главных управлений, был снят с должности. Да и что теперь говорить, былого уже не вернешь…