Осень на краю света - Дмитрий Заваров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Юрий Григорич с вялым опасением посмотрел на стоящую рядом с миной керосинку, но ничего не сказал. А Иваныч тем временем достал с полки большую жестяную банку, погремел чем-то, вынул латунный цилиндр с конической нашлепкой.
— Вот взрыватель. Смотри, тут сдвинешь, чтобы риска на тридцать попала, уберешь шплинт и вот так воткнешь… — Старик вставил цилиндр в отверстие на мине.
— А чего он в ней болтается-то?
— Ну, потому что он не от нее. Но не сомневайся — сработает! Гансы в этом плане народ аккуратный, доверять можно.
Юрий Григорич, повертев взрыватель в руках, сунул в карман, подхватил мину за скобу — она оказалась весьма увесистой — и, не дожидаясь друга, двинул на улицу. Ветер ударил в дверь, захлопнул ее как раз в тот момент, когда выходил Иваныч. Старик высказался и пнул дверь в обратную сторону.
С крыльца, перегнувшись через перила, свешивался Игорь.
— Чай готов! — бодро крикнул он подходящим.
— Знаешь, — сказал Юрий Григорич, разглядывая беспокойное небо. — Я, наверное, не буду. Поеду. А то на электричку не успею.
— Ну как знаешь. — Иваныч вздохнул.
— Игорек, принеси там мое пальто. И кепку.
— Федькин сейчас в сельсовете спит, — заторопился старик, пока внук не слышит. — Игорь видел, когда сюда шел. Его домой, пьяного, не пускают, он там отсыпается, в котельной. Ты ровно посередь жыпа подсунь. Только на полчаса не забудь поставить. Когда рванет — ты уже до Сляднево доедешь, а то и дальше… Он проснется — а жып тут как тут, на крыше сельсовета.
— Чего на крыше сельсовета? — высунулся из двери Игорь.
— Что надо! — отрезал Федор Иваныч, принимая у внука пальто.
В свете, бьющем через кухонную дверь, Юрий Григорич заметил, что все пальто покрыто плохо оттертыми пятнами грязи. Это когда они только с отцом Димитрием на кладбище познакомились… Пономарь пощупал рубец над ухом — шишка все еще откликалась болью, не до конца заросла. Вздохнув, надел пальто — не оттирать же сейчас, а в темноте грязь не особо заметна. Подхватил мину…
— Погоди, присядем на дорожку, — предложил Иваныч.
Он опустился на крыльцо, пристроил на нижней ступеньке керосинку, потянул из кармана пачку. Юрий Григорич, прислонив мину к стенке, тоже закурил. Ветер ворвался на терраску, что-то опрокинул в глубине.
— Садись, чего ты? — Иваныч подвинулся, освобождая место.
— Кепка не моя. — Юрий Григорич вопросительно взглянул на Игоря.
— Да ладно, забирай на память, — махнул старик.
Опять хлопнула калитка, но на этот звук уже никто не реагировал. Иваныч курил, Игорек, взобравшись на перила, мотал ногами, с кухни лился теплый свет — через окно был виден стол с чашками, блюдом с пряниками и большим чайником посередине.
— Поеду, — повторил Юрий Григорич.
— Приезжай! — попросил Иваныч. — Отца Димитрия помянем.
— Он велел вам потом передать, что деньги дяди Тараса в тумбочке на кухне, — вмешался в разговор Игорь. — Где банки с вареньем.
— Какие деньги? — Иваныч задрал голову на внука.
— В пакете.
— Он что, думает, мы нищие? — возмутился старик и крутанул ус.
— Чай пошли пить, остынет, — серьезно попросил Игорь.
— Все! — Юрий Григорич решительно нахлобучил кепку.
— Провожу, — с кряхтением поднялся Иваныч. — И вот еще, возьми целлофан, заверни, не дело так по деревне идти, мало ли глазастых.
Федор Иваныч нырнул в дом и тут же вернулся с рваным полиэтиленовым пакетом. Подставил под мину, обернул. Пономарь пожал руку Игорю, только сейчас заметив, что парень стоит на крыльце в одних носках. Заметил, но деду решил не говорить.
— Бывай, пионер-герой!
— Приезжайте, дядя Юра. Без вас скучно.
— Это точно, — ехидно согласился Иваныч.
Под причитания и обещания спилить все на хрен прорвались сквозь заросли к калитке. Встали у забора. Юрий Григорич повернулся к деду. Старик подмигнул. Маленький, кряжистый, с вислыми усами… ему бы гусли и домотканую рубаху вместо тельняшки — был бы готовый персонаж русской народной сказки.
Ветер все так же теребил деревню. Качались ветки, глухо падали за заборами яблоки. Откуда-то тянуло дымом. Закат подходил к концу: солнце уже совсем исчезло, рваные полосы облаков с багровым краем неслись в сторону Калуги.
— Знаешь, Иваныч… — Пономарь помялся. — Помню, совсем маленький был. Играл с другом Ванькой… ну, Карповы, что у дороги. Лет, наверное, по десять нам было. И вот прибежала к нам кошка: мяукает, под ноги лезет, отбегает. И возвращается. Мы вначале не поняли, а потом догадались: зовет куда-то. Пошли следом. Привела она нас к сараю. Забрались за ней под крышу, на сеновал. Ну и показала она нам: лежат там два котенка, черно-рыжие. И, знаешь, что-то у них там было не так: ноги задние совсем сухие, недоразвитые. И сами они еле-еле дышат. Мы покрутились, покрутились, погладили их всех по очереди. Ванька домой сбегал, молока в блюдце принес. И всё. Доктора, что ли, кошке вызывать? Сам понимаешь… Посидели-посидели, да и ушли дальше играть. А кошка больше не прибегала.
— Это ты к чему? — Иваныч внимательно смотрел из-под бровей.
— Вспомнилось. Сейчас ощущения очень похожие.
— Кактус польешь, приезжай.
— С кактусом приеду, чего ему одному там?
По пустынной площади носились водовороты листьев, рябью морщинились лужи, посверкивая отражением еще еле видных, неярких фонарей. Красноватый вечерний свет лег на деревню, как покрывало. И никого, только Ленин на постаменте застыл в стремительном движении к закату.
Юрий Григорич вышел к церкви, мимоходом полюбовался каменными узорами. В окно были видны острые кончики горящих свечей. И тут заметил: у самого забора, напротив колокольни, на лавочке сидел священник и еще кто-то, пузатый, низкорослый. Оба, замерев, уставились на купол, по бокам которого плавно качались путаные кроны тополей. Пономарь осторожно, чтобы не заметили, проскочил заасфальтированную площадку, свернул к кладбищу.
Под деревьями уже растеклись сумерки. Непросохшая после дождей дорога скользила под ногами. Маневрировать между оград мешала мина — перевешивала, тянула в сторону. Шумел в ветвях ветер, как будто волны перекатывались над головой. Трещало что-то, сыпалось…
Могильный холмик совсем скрылся под ворохом разноцветных листьев — как под лоскутным одеялом. Из пестрой кучи настырно и важно торчал гранитный крест. Фотография все так же не походила на оригинал. Там, дальше, в дымном сумраке, была могила Ленки. И чуть поодаль, на краю склона — генеральский склеп с толстой чугунной колонной между надгробий. Пономарь облокотился на ограду, закурил. Вроде и надо бы что-то сказать — а не хотелось. Постоял, вздохнул, растер окурок ботинком. И пошел дальше, мельком подумав: может быть, подземный ход идет как раз под этой тропинкой…