Маска Атрея - Эндрю Джеймс Хартли

— Это не взаправду, — возразила Дебора. — Это просто...

— Ага, пока не найду чего получше, — отозвалась Тони. — Именно так всегда говорила мама. — Она пожала плечами, лотом вдруг шаловливо усмехнулась. — Я хочу послушать, как ты переночевала с мистером Кельвином Бауэрсом, адвокатом.

У Деборы отвисла челюсть.

— Тебе Кернига рассказал? — спросила она.

Обсуждать эту тему не хотелось.

— Да нет же. Никто не говорил — до сих пор. Я просто догадывалась.

— Никогда не верь репортеру, — хмыкнула Дебора.

— А уборщице? Давай, девочка, рассказывай.

— Мы провели очень приятный вечер.

— Еще бы. Вижу, ты все еще красишь губы.

— Ты приехала, чтобы учить меня макияжу или чтобы узнать новости?

— Какие новости? — спросила Тони с насмешкой.

— Результаты исследований тела, — ответила Дебора, и сама услышала, как печально звучит ее голос. Тони тщетно пыталась отвлечь ее от мысли об ответственности за гибель двух греков. Правда невидимкой витала между ними, и Дебора чувствовала себя далекой и одинокой, словно в конце длинного промозглого тоннеля.

— Ты нашла его? — спросила Тони.

— Нет, зато видела результаты радиоуглеродной датировки.

— Ну?

— Керамика и, вероятно, золото — девятнадцатый век. Тело более позднее. Середина сороковых.

Тони очень аккуратно поставила бокал:

— Считаешь, это мой отец?

— Не знаю.

— А как по-твоему?

— Не исключено, — проговорила Дебора, слишком уставшая и подавленная, чтобы спорить. — Хотя я не вижу особого смысла...

— Тогда понятно участие федералов. — Тони встала, глаза ее загорелись волнением. — Это действительно было преступление ненависти.

— Не знаю, — повторила Дебора, качая головой. — Я не понимаю, зачем так стараться сохранить тело, даже если есть свидетельство того, как он умер. Да, военные не любят, когда такие вещи раскрываются, но теперь это довольно старая новость. Вряд ли поднялась бы такая уж страшная суета.

Тони бросила на нее обиженный взгляд.

— Прости, — сказала Дебора. — Я лишь...

— А если тот тип, который его убил, — перебила ее Тони, — военный полицейский, — если он действительно был военным полицейским, — позже стал важной персоной или отцом важной персоны? Тогда это может оказаться серьезной проблемой. Кто-то старается защитить убийцу или его семью.

— Может быть, — согласилась Дебора. Она еще никогда не чувствовала себя такой утомленной и униженной, однако Тони, увлеченная своей историей, похоже, ничего не замечала.

— Ты так не считаешь? — с вызовом спросила Тони.

— Наверное, возможно и такое.

— Но ты так не считаешь!

Тони не желала отступать. Она ждала по меньшей мере горячего согласия.

— Ты не считаешь, что мой отец стоит внимания? Ты не считаешь, что кто-то может крепко получить по носу из-за убийства чернокожего в сорок пятом году?

Дебора пошла на попятный, хоть и подозревала, что уже поздно.

— Я не спорю. Просто мне видится здесь некоторая неувязка. Зачем убийце твоего отца столько хлопот: класть тело вместе с поддельными погребальными дарами, надевать на него маску?

— Чтобы скрыть факт, что это тело американца, — отрезала Тони, — что он убил одного из своих.

— Но ты говорила, что твоего отца похоронили, — сказала Дебора. — Никто не пытался скрыть факт его гибели. Этого и не требовалось. В сорок пятом слова одного белого военного полицейского было достаточно, чтобы заставить замолчать дивизию чернокожих солдат.

Лицо Тони исказилось, во взгляде сверкнули боль и унижение.

— Ну, тогда все прекрасно. — Она резко повернулась и направилась к двери.

— Я этого не говорю. — Дебора встала и пошла за ней. — Я не говорю, что они были правы!

— Я знаю, что ты говоришь, — отозвалась Тони, не останавливаясь.

— Тони, — взмолилась Дебора, — прости. Сегодня был... Я не хотела...

— Все чудесно, — бросила через плечо женщина, рывком открывая дверь. — Встретимся в музее.

И ушла, хлопнув дверью так, что грохот раскатился по всей квартире. Дебора слушала, как стучат по коридору каблуки, но чувствовала себя настолько задавленной усталостью и оцепеневшей от грусти, что не побежала следом.

Прекрасное окончание дня. Потеряла последнюю союзницу.

Она погасила верхний свет и подошла к компьютеру, чтобы выключить его. И уже подвела мышь к крестику на окне, когда поняла, что видит на экране. Это был результат ее последнего запроса: «Атрей, преступление ненависти».

Первая же ссылка была абсолютно незнакомой. Дебора щелкнула по ней и стала ждать.

Появилась страница, озаглавленная «Южный центр по законам о бедности[10]: ненависть распределяется по регионам».

В середине страницы была красная карта Джорджии, испещренная цветными символами: флажки Конфедерации, свастики, белый капюшон, черный сапог, распятие. Ниже находился список ссылок на организации, соответствующие символам на карте: «Черный сепаратист», «Ку-клукс-клан», «Христианская идентификация», «Бритоголовые расисты», «Неоконфедераты», «Неонацисты», — все подразделенные на группы. От «Нации Ислама» и партии «Новые черные пантеры» до «Белых рыцарей Северной Джорджии» и «Арийских наций», групп с названиями вроде «Белая революция в Бруксе, штат Джорджия» и «Национал-социалистическая группа в Морроу».

Сердце Деборы подскочило к горлу. В конце списка были группировки, обозначенные просто «Прочие».

Одна из них называлась «Атрей».

Символ, обозначающий ее — на карте такой был только один, — располагался прямо на месте Атланты. Крохотная картинка, похожая на желтый треугольник, но, когда Дебора пригляделась, ее пробила холодная дрожь: у треугольника были прорезаны глаза, как у тыквы на Хэллоуин. Это была золотая погребальная маска.

Первым побуждением было прочитать все, что здесь написано, вторым — позвонить Керниге.

Он уже знает, сказала она себе. Вот почему он здесь. Вот из-за чего все началось. Не Шлиман. Не Агамемнон. Это.

Дебора вернулась на сайт и начала щелкать мышью по всей информации, какую смогла найти.

Заметка об «Атрее» была гораздо короче, чем о других «группах ненависти». Она гласила:

Небольшая, вероятно, более несуществующая организация с расистско-бритоголовым уклоном. Группа «Атрей», очевидно, была основана в пятидесятые годы, но была настолько окутана завесой секретности, что некоторые аналитики отрицают, что она когда-либо реально существовала. В течение нескольких десятилетий организация либо исчезла, либо погрузилась в спячку. Ее название снова появилось в начале девяностых в татуировках бритоголовых, и редкие сообщения в Сети наводят на мысль о ее немногочисленности и замкнутости. Программа неясна, хотя она представляется — как и у других групп бритоголовых — сильно связанной с насилием, а также с ненавистью к геям и небелым, особенно к евреям и чернокожим. Изображение золотой маски, представленной на флагах и татуировках, связанных с группой, видимо, относится ко времени основания организации, хотя значение его неясно.