Великий розенкрейцер - Всеволод Соловьев

Наконец, после долгих, томительных ожиданий Париж узнал, что Калиостро в стенах его – и было забыто все, все интересы отодвинулись на задний план, парижане думали и говорили только о Калиостро. Весь город «обожал» его, и фанатизм этого обожания рос с каждым днем. Портрет «божественного» сделался величайшей драгоценностью, которую каждый и каждая хотели иметь не только у себя, но и на себе, как талисман. Художники, делавшие миниатюры Калиостро на табакерках, кольцах и веерах, быстро обогащались и едва успевали исполнять заказы. По всем улицам на стенах были расклеены афиши, в которых объявлялось, что король Людовик XVI признает виновным в оскорблении величества всякого, кто осмелится оскорбить Калиостро. Под его бюстами из бронзы и мрамора и под гравированными его портретами помещалось такое четверостишие.

De l'ami des humains reconnaissez les traits,

Tous ses jours sont marqués par de nouveaux blenfaits.

Il prolonge la vie, il secourt l'indigence,

Le plaisir d'ètre utile est seui sa récompense [Вот черты друга человечества,/ Все дни которого запечатлены новыми благодеяниями./ Он удлиняет жизнь, помогает нищете,/ И его единственная награда – сознание своей полезности (фр.).].

Однако что же делал он в Париже? Его помощь нищете не могла быть особенно заметной в таком огромном городе. От лечения больных он почти отказывался теперь, быть может, не желая ставить себя в явно враждебные отношения с факультетом. Он творил только чудеса. И что это были за чудеса!.. Сохранился, например, подробный рассказ об устроенном им ужине, на котором половина гостей были современные знаменитости, а другая половина – тоже знаменитости, но – уже умершие: герцог Шуазель, Вольтер, д'Аламбер, Дидро, аббат Вуазенон и Монтескье. Затем он учреждал свои таинственные, масонские египетские ложи и собирал со всех сторон обильные приношения. Лоренца оставалась его послушной помощницей. Золото сыпалось на них, и казалось – ему счета не будет. В свободные часы Калиостро предавался своим каббалистическим, астрологическим и алхимическим занятиям, и существуют многие свидетельства, что он делал удивительные предсказания и открывал самые сокровенные тайны.

Ждать опасности было неоткуда. Поклонниками великого Копта оказывались все, начиная с короля, а враги были ничтожны и совсем бессильны… И вдруг – все рушилось.

Случилось нечто неуловимое, не поддающееся никакому определению – и удача уступила место неудачам, бедам, несчастию. Началось в Париже знаменитое дело об «ожерелье королевы».

Дело это слишком известно. Суть его можно передать несколькими словами. Мрачная судьба уже наложила свою руку на Францию и на королевскую семью. Стали твориться такие ошибки, в которых были виновны все и – никто. Маловажные причины производили, по-видимому, совсем несообразные с логикой следствия. Умные люди превращались в слепых безумцев… Королева Мария-Антуанетта как бы по какому-то предчувствию ненавидела кардинала Рогана, одного из первейших и знатнейших сановников Франции. Кардинал Роган во что бы то ни стало стремился получить благосклонность королевы. Придворный бриллиантщик Бемер собрал удивительной красоты бриллианты и, сделав из них чудное ожерелье, предложил королеве купить эту драгоценность. Но цена была слишком велика, и Мария-Антуанетта, несмотря на свою страсть к бриллиантам, решила, что лучше на эти деньги построить новый корабль, который нужнее для государства, чем для нее наряды. Бемер остался ни с чем, и ему грозило разорение, так как никому не было по средствам такое ожерелье.

Обо всем этом проведала ловкая и смелая авантюристка, графиня Ла-Мотт, и явилась к кардиналу Рогану, уверяя его, что если он выплатит Бемеру все деньги за ожерелье, о котором бредит королева, то она будет ему благодарна и представит все доказательства своей к нему милости. Легкомысленный кардинал поверил обманщице, стал выплачивать Бемеру огромные суммы, а графиня Ла-Мотт завладела ожерельем. Наконец эта проделка открылась. Началось дело – король допустил до этого – Ла-Мотт и кардинала Рогана судили, королева должна была «оправдываться». Кем-то было произнесено имя Калиостро – и вчерашнего кумира схватили и заперли в Бастилию.

На суде выяснились все обстоятельства. Ла-Мотт понесла должное наказание. Кардинал Роган был оправдан, но лишился королевских милостей за свое легкомыслие, за то, что осмелился поверить таким поступкам королевы, на которые она не была и не могла быть способна. Все дело велось гласно и оказалось первым страшным ударом, нанесенным величию и престижу Марии-Антуанетты.

Но можно читать и перечитывать все документы, исследования и рассказы, относящиеся к этому делу, и все же невозможно понять, в чем заключалась роль Калиостро, на каком основании его засадили в Бастилию. Это было фатальное недоразумение, это была судьба. Его освободили, ни в чем не обвинив, и заставили немедленно покинуть Францию. Звезда удачи и счастья начинала меркнуть.

Калиостро и Лоренца оказались в Англии. Отсюда великий Копт послал свое знаменитое «письмо к французскому народу». Это письмо было тогда же переведено на все языки и распространено по всей Европе. В нем, между прочим, заключается такое предсказание: «Бастилия будет разрушена до основания, и место, на котором она стоит, сделается местом для прогулок». Затем он так же верно предсказал и многие другие события.

В Лондоне ему жилось хорошо, но судьба его подстерегала. Он отправился с Лоренцей в Италию и там попал в руки инквизиции. Лоренца испугалась пыток – и ее показания окончательно погубили Калиостро. Ей удалось освободиться, и она вернулась в свой родительский дом, где стала скрываться под вымышленным именем. Дальнейшая судьба ее совсем неизвестна.

Великий Копт мужественно вынес все пытки. Он отрицал свою виновность в чем-либо. Он объявил себя католиком, признающим высшее главенство папы в церковной иерархии. Когда его спрашивали о тайных науках, он говорил очень темно, загадочно. Судьи долго слушали со вниманием, но наконец остановили его, сказав ему, что его ответы нелепы и всем им непонятны.

– Каким же образом можете вы знать, что они нелепы, – воскликнул он вне себя, – когда вы их не понимаете?

Судьи очень рассердились, и один из них закричал:

– Назовите сейчас все смертные грехи! Калиостро назвал: скупость, зависть, любострастие, обжорство и леность.

– Вы забыли гордость и гнев, – сказал ему судья.

– Извините, – спокойно ответил он, – я не забыл ни гордости, ни гнева, но не хотел называть их из уважения к вам и боясь вас обидеть.

Говоря это, он имел такой величественный вид, что казался совсем не осужденным, а обвинителем.

Его приговорили сначала к смертной казни, но, так как он не выказал при этом ни малейшего смущения, судьи решили, что пожизненное заключение в душной темнице замка Святого Ангела будет ему лучшим наказанием.

Для того чтобы отвратить от него народные симпатии – а он и в Италии пользовался большой популярностью, – стали распускать слух, что он, подобно Нерону, собирался сжечь Рим. Потом рассказывали, что он сошел с ума и страдает припадками бешенства.