Хей, Осман! - Фаина Гримберг

- Но всё это мирское...

«Что-то подобное я слышал в монастыре христиан, - подумал сын Эртугрула. - Отец Николаос говорил о мирском, земном, и небесном, духовном...»

Но сказать о монастыре Осман побоялся. Он помнил, как разгневал старого имама, упомянув о своей беседе в монастыре...

- Имам, отец твоего ученика, научил меня словам молитв. Это ведь правильные слова?

- Да, это старинные и правильные слова. Это слова на арабском языке, на языке нашего Пророка Мухаммада, да благословит Его Аллах и приветствует Его! Но это не единственные правильные слова! Коран - основа, вечный камень в основании правой веры. Но даже Кораном не исчерпывается наша правая вера... Слушай! Я скажу тебе по-тюркски:

Сини бульдум // сана гельдюм // гёзюм ачтум //

йюзюн гёрдюм / Исим верди // делю ольдум //

бини ишкун оана сальди

Сини гёрдюм // гечер идюн // канум йолин ачар идюн

// Ашиклари сечер идюн / каланин йулдурум чальди

Велед гельди // сизе айдур // не истёр сиз //

синюнледюр //

Ким услюйса // бини бильди // дениз ольди //

похер бульди[215]

Я нашёл тебя, // я пришёл к тебе, / мои очи

открылись, // я узрел

твоё лицо. // Оно дало мне имя, // я стал называться

«безумный», // твоя любовь направила меня

к тебе. Я увидел тебя, // ты проходила мимо,

моя душа, // ты шла своей

дорогой. // Ты отбирала влюблённых, // остальных

убила молния,

Велед пришёл, // говорит вам: / «То, что вы хотите - //

у вас», //

Если кто умён, // меня понял, // морем стал, //

драгоценность нашёл[216].

Осман слушал понятные слова. Невольно встал перед его внутренним взором портрет светловолосой красавицы, некогда переданный ему в дар франкским толмачом... Вдруг почудилось Осману, что эти строки о красавице, которая - душа, и которая идёт своим путём, и которая отвечает на любовь, но может и погубить; и почудилось ему, будто эти строки - о ней, о девушке с портрета!..

Меж тем Султан Велед смолк. Осман решил, что теперь возможно и ему, невежественному гостю, заговорить:

- Прости меня, шейх! Но разве это не мирские слова? Разве они - не о любви к женщине?.. Прости моё невежество!..

- Прости и ты меня! Я рад буду не называть тебя невежественным, если придёт такая пора! Но покамест я рад тому, что ты сознаешь своё невежество. Эти строки - о душе! И разве они не говорят тебе больше, нежели арабские слова молитв?

Задумался Осман. Затем решился говорить:

- О молитвенных словах я узнал, что их положено произносить. Я произносил их вслед за отцом твоего ученика, не пытаясь много думать об их смысле. Впрочем, он сказал мне по-тюркски, что они означают. Мне было приятно сознавать, что я произношу правильные слова, слова на языке Пророка! Я каюсь, но мне и не так уж был важен их смысл! Я полагал, что уже одно их произнесение моими устами приближает меня к пути постижения Аллаха...

- Ты, в сущности, и не желал продвигаться по этому пути далее светлой долины беспрекословного послушания!..

- Пожалуй, что ты прав! Пожалуй, что так оно и есть!.. Но произнесённые тобой слова понятны мне. И если слова молитв, преподанные мне старым имамом, успокаивали меня, то твои слова тревожат меня. Потому что твои слова о душе, о её пути, слишком похожи на слова любви к женщине!..

- Быть может, взбудораженным, встревоженным сердцем легче прийти к Аллаху? - обронил шейх, полулежа, опершись локтем на подушку...

- Быть может! Но этот путь уведёт далеко от жизни обыденной живой...

- Что для тебя эта жизнь обыденная живая? Что ты называешь обыденной живой жизнью?

- Пытаюсь определить!.. Я говорил твоему ученику, что живая жизнь - это многое... Он сказал, что это битвы, оружие, женщины. Зидание великого государства - это ведь тоже и есть живая жизнь!..

- Ты, я вижу, сам не сознаешь странности своих слов! По-твоему, живая жизнь - это смерть?

- А теперь я не понимаю твоих слов? Отчего смерть?

- А ты полагаешь, будто возможно создать великую державу, не убив никого, не пролив реки крови? И ты запомни: это будет кровь людей, которые и не ведают о твоём желании создать великую державу! Они и не ведают, а ты бросишь их под копыта твоих коней во имя твоей великой державы. Это ведь будет твоя великая держава, а не их!..

- Ну, если так, стало быть, живая жизнь - это ещё и неизбежная смерть! Я никого не бросаю под копыта своих коней! И не моя вина, что люди смертны! Я сам - всего лишь покорный раб того неведомого, что мой отец зовёт временем...

- Я хочу сказать тебе ещё слова на нашем языке, на тюркском:

Голоден, голоден, голоден я, Боже мой!

Смилуйся, Господи, дверь мне скорее открой!

Райской еды одну миску прошу у тебя,

Райского теста кусок пирожка небольшой.

Милость твоя велика, словно сотни морей,

Чтоб не иссякла, дари её щедрой рукой!

«Ну, подойди на вершок!» - приказал ты рабу.

Я на сажень подошёл - так открой мне, открой!

Только гяуры[217]тебя не желают признать,

Крест нацепили они и гордятся собой.

Тот, кто, увидев тебя, не сумел полюбить,

Или осел, или камень, иль комель гнилой.

Солнце ты ясное, небо твой трон, о Паша!

Лес и долины наполнены светом - тобой!

Луком изогнута бровь, стрелы мечут глаза

Прямо мне в сердце, что раною стало сплошной.

Брови и очи твои взяли душу в полон,

Стан твой прекрасен, и лик, и твой волос густой!

Зрячих на свете у нас слишком мало, Велед,

Всех же незрячих стремись избегать, дорогой![218]

- Я не знаю, что мне делать! Но как возможно говорить о Боге, будто о любви к женщине? Такие речи надо определять как большой грех!

- Ты произнёс: «Я не знаю, что мне делать!»; и я вспомнил ещё свои слова о странствиях человеческой души:

Её сердце не желает. Что мне делать?!

И душа не сострадает. Что мне делать?!

Я сказал тебе: «Вина скорей отведай!»