Мне 40 лет - Мария Арбатова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Буквально после него разверзлись хляби небесные, и на страницах печати началась ломовая перестройка — реабилитировали и напечатали Николая Гумилёва, Бродского, Некрасова, Галича, Солженицына. Появились эстрадные экономисты Шмелёв, Попов, Селюнин, Клямкин и начали глумиться над экономикой, потеснив Жванецкого. По телевидению начали выходить «Взгляд», «Пятое колесо», «До и после полуночи».
Михаил Шатров, став секретарём Союза театральных деятелей, провернул лихую интригу вместе с Марком Захаровым. Из части помещения нынешнего Театра Ленинского комсомола выехал в новое здание Дом политпросвещения. Шатров и Захаров написали в министерство бумагу, что при Ленкоме под их руководством создаётся театр «Дебют», где молодые режиссёры, которым не дают ставить, будут ставить молодых драматургов, которых не дают ставить. Под это всё министерство выделило огромные деньги и тот самый кусок дома. Молодняк собрали, объявили приход новой эры и пообещали возможность творчески реализоваться. Все потащили в «Дебют» пьесы.
Я отнесла пьесу «Уравнение с двумя известными», и некий помощник Шатрова, когда речь доходила до меня, объяснял режиссёрам: «Даже не открывайте, это сплошная гинекология». А параллельно звонил завлит театра Ленинского комсомола по поводу пьесы «Виктория Васильева глазами посторонних». В этот момент Татьяна Догилева уходила от Марка Захарова к Валерию Фокину, и её безуспешно пытались удержать, предлагая бенефисную «Викторию». Позвонили из «Дебюта», что моя пьеса — одна из трёх, отобранных для первой постановки, и есть ли режиссёр, который будет ставить.
— Конечно, — ответила я, желая облагодетельствовать любимую подругу Ритку, имеющую режиссёрский диплом. Ритка надела самую короткую юбку, самую декольтированную кофту, самые высокие шпильки и пошла на смотрины. В «Дебюте» от неё пришли в ужас, тем более, что, когда спросили о режиссёрской разработке пьесы, она говорила о пьесе «Уравнение с двумя известными». Мы обе не знали, что в «Дебюте», не согласовав со мной, утвердили к репетициям «Викторию Васильеву глазами посторонних», уже не нужную Марку Захарову по причине ухода Догилевой.
— Вы кого к нам прислали? — позвонили на следующий день из «Дебюта». — Мы до сих пор не можем прийти в себя после её лепета. Вас будет ставить один из лучших наших режиссёров, он вам позвонит.
— Пусть даже не звонит, — разозлилась я. — Мало того, что «Дебют» не сообщает мне, какую пьесу ставит, он ещё мне и режиссёров назначает.
Тем не менее режиссёр позвонил.
— Для меня это очень важно. Мне необходим спектакль в Москве. Я физик по первому образованию, потом окончил режиссуру в Ленинграде, был по распределению главным в провинциальном ТЮЗе. Потом дал по морде местному начальнику, и меня спасли, отправив на высшие режиссёрские курсы. Сегодня я здесь, и у меня никаких перспектив. Знаю, что вы предлагали подругу, но даже если вы откажетесь от меня, ей всё равно не дадут постановку, — сказал он.
— С последним я согласна. Давайте договоримся так: мы встречаемся вместе с ней, и вы берёте её на главную роль, — у меня был патологический инстинкт опекания подруг.
Встретились. Режиссёр был красавец и умница, звали его, скажем, Витя. Ритка сделала на него немедленную стойку, но он инстинктивно подался назад, как всякий опытный режиссёр, у которого актриса хочет получить роль. Я сидела оторопев, потому что это был абсолютно мой тип мужчины. Он изложил концепцию постановки, было ясно, что профессионал, я согласилась сотрудничать. Ритка убежала на репетицию, он тоже собрался идти, потому что был приглашён на день рождения. Но всё не уходил и не уходил… Всё рассказывал и рассказывал о себе, о своих трёх прошлых браках, о том, что сейчас вступает в фиктивный для московской прописки. О том, как, борясь с провинциальной тоской, выиграл в конкурсе в своём театре, кто больше девушек уложит в постель в течение года, доведя цифру до ста пятидесяти. Потом достал бутылку водки, приготовленную на день рождения, мы её выпили, потом с места в карьер начался душераздирающий роман.
Это было ужасно не кстати. Во-первых, только наладились отношения с мужем, уехавшим на гастроли, а Витя сразу включился в большой серьёз. Во-вторых, уже было не до репетиций. В «Дебюте» мгновенно прознали про это, на нас это было написано большими буквами; и мы стали основным материалом для обсуждения. Витя был богемный малый, баловень судьбы, ему всегда было где жить, у него всегда были деньги, карьера ложилась под ноги, а бабы дрались из-за него. Он заключил фиктивный брак и пребывал в напряжённом ожидании результатов нашего романа. Как всякий весёлый бабник, он на мне сломался, увидев зеркальное отражение собственной философии в любимой женщине, он озверел, стал раздражителен и подозрителен.
В «Дебюте» всё складывалось, как в анекдоте «во имя человека и на благо человека», и имя этого человека было Марк Захаров. Сначала он запретил репетировать с любыми артистами, кроме своих, ленкомовских. Как только ленкомовских брали молодые режиссёры, Захаров назначал им в то же самое время собственные репетиции. «Дебюту» отдали три репетиционных помещения, потом объявили, что одно помещение имеет историческую ценность, потому что в нём вальсировали Герцен с Огарёвым. Второе помещение Захаров завалил собственными декорациями. Осталось одно, неотапливаемое, а зима была жуткая. Эти все жульнические финты знает наизусть любой молодой режиссёр, конкуренции которого боится главный и старый.
Три комплекта молодых артистов и режиссёров работали в шубах, шапках и варежках. Выпуск близился. Ритку Витя не взял, мотивируя тем, что она нулевая артистка, но на главную роль Шатров навязал нам не менее бездарную и амбициозную актрису с Таганки.
Однажды раздался звонок в дверь. Я была с детьми и ждала прихода в гости Ларисы с приятелем, поэтому широко распахнула дверь. На пороге стоял совершенно лысый немолодой мужчина во всём чёрном, с безумными глазами.
— Здравствуйте, — сказал он, отстраняя меня и входя в квартиру. — Я режиссёр Николаев. Мы с вами будем делать двухсерийный фильм, возьмём всех «Оскаров» и купим себе остров.
Маньяк, пронеслось у меня в голове.
— Вы одна дома? — спросил он, деловито осматривая холл.
— Да. То есть, нет. Ещё дети, но я немедленно отправлю их гулять, — сказала я дрожащим голосом.
— Отправьте побыстрей. И поставьте чайник, — скомандовал он.
Я мгновенно выпихнула детей на улицу.
— Что это за Фантомас? — спросили они, увидев его в стеклянную дверь кухни.
— Потом, потом, — сказала я, целуя их перед лифтом. Конечно, могла уехать с ними, но один шанс из тысячи, что это не маньяк, у меня всё же был. Входную дверь я оставила полуприкрытой.
— Берите бумагу и ручку, сейчас всё будете записывать! Чайник я уже поставил сам, — гаркнул он, я приготовилась записывать.
— Значит, так, — он уже пил чай и курил вонючие папиросы. — Угроза ядерной войны… Понимаете? Гонка вооружения… Ловите?
— Нет, — призналась я.
— О, господи. А мне так вас хвалили, говорили, всё с лёту ловит! — расстроился он.