Гортензия в маленьком черном платье - Катрин Панколь

– Еще одна женщина! Я недавно читала в газете ее интервью, она пишет, что творит для подруг, для тех девушек, которых она знает, и она называет это «sister style»[37], она все правильно поняла.

– Лишний раз подтвердилось, что вы прозорливы, – вздохнул Робер, уже слегка утомившийся от неистощимой витальности Елены. – Как это у вас получается всегда держать руку на пульсе мировых тенденций? Вы единственная в своем роде.

– Тра-та-та-ра-та! Давайте обойдемся без комплиментов. Именно так мы можем испортить дело. Так вот, если я вас правильно поняла, мы вполне можем преуспеть в этом деле.

– При условии, что будем использовать пароль made in, или made in France, или made in Italу, сейчас только эти ярлыки в почете.

– Это неудивительно. Стиль, элегантность, шик изобрели во Франции. Я только что прочитала книгу одной американки, которая рассказывает об этой авантюре. О задумке Людовика XIV и его министра Кольбера, которые решили пополнить опустевшие сундуки казны, выдвинув идею прекрасного и приклеив на нее «Сделано во Франции». Нужно мне подарить эту книгу Гортензии, ее это должно заинтересовать.

– Будьте с ней поаккуратней, если вы хотите, чтобы у вас все получилось! Не обидьте ее случайно!

Елена его не услышала. Повела подбородком, точно призывая его завершить беседу, и, поскольку он не отвечал, сама провозгласила:

– Итак, мы продаем одного Сутрилло!

И она хлопнула в ладоши, чтобы ей принесли бутылку сухого шампанского «Рюинар», «белого из белого», чтобы отметить это радостное событие.

– А каковы ваши отношения с этой девушкой? – спросил Робер.

– Я уже несколько месяцев наблюдаю за ней. Сначала она меня в упор не видела. Видимо, считала, что я слишком стара, слишком эксцентрична, слишком уродлива. Может, от меня плохо пахнет, я не знаю… В общем, она меня избегала. Переходила на другую сторону, чтобы не встретиться со мной на улице. Я делала вид, что ничего не замечаю. А теперь мы заключили пакт. Мне очень нравится ее приятель.

– Гэри Уорд?

– Да. Мне его рекомендовали. Сами знаете кто.

– О, я не знал.

– Она поручила мне приглядывать за ним. И я это выполнила.

– Как обычно.

– Он был совершенно растерян. Но я убедила его, что он нанят за прекрасное исполнение. Это была хитрость. Я хотела приютить его, и только его.

– Какой хитроумный ход.

– Мальчик очень хороший. Подружка его – тоже. У нее характер потяжелее, но она тоже незаурядная личность.

– А вы сможете ее удержать? Подумайте. Нельзя, чтобы птичка упорхнула.

– Это точно. Нужно посадить ее в клетку. Заключить с ней договор в надлежащей форме. Она точь-в-точь соответствует требованиям времени. Стремится объединить современные технологии с дедовскими секретами мастерства. Она дышит модой. Она может произвести революцию в духе Александра Вонга. Его фирменный стиль, поражающий своей простотой, был создан всего восемь лет назад, он имел международный успех, и оборот его компании в прошлом году достиг двадцати миллионов долларов, я тоже тут выписала кое-какие цифры. Первая инвестиция составляла пятьсот тысяч долларов. Кто больше?

– Это даже не левый уголок Сутрилло!

– Потому-то и нужно наступать. Мода вот-вот переменится. Сейчас не делают моду ради моды. Нужен смысл. Нужна идея. В дело вмешалась Азия. Китайцы ждут со стороны Запада и его дизайнеров чуть меньше высокомерия. Времена Тьерри Мюглера и Клода Монтанá миновали, высокая мода отходит на второй план. Но все хотят сохранить этикетку «Париж, столица моды». Эта девчонка принесет нам все на блюдечке. Уверяю вас. И сама она такая стильная! Она будет неотразима.

– Я восхищаюсь вами, Елена. Вы вкладываетесь в будущее. Мне страшно подумать о том, что я буду делать через год!

– Мне хочется развлечься. Жить осталось всего несколько лет, терять время нельзя, счетчик крутится.

– И вы не знаете усталости! Я вот стал все больше и больше утомляться. А мне едва исполнилось шестьдесят семь!

– Перестаньте, Робер! Вы на меня скуку нагоняете! Дайте мне скорее бокал шампанского и хватит болтать глупости. Без вас я бы умерла. От стыда. Я бы спилась или наделала глупостей.

И потом, раскрыв глаза во всю ширь, словно растянув две резинки, она наклонилась и прошептала ему в ухо:

– Скажите, дорогой, а вы знаете, отчего умирают старики?

– Нет…

– Они умирают, потому что перестают обращать на себя внимание, они становятся прозрачными. Я не хочу стать прозрачной. Благодаря Гортензии кровь моя будет течь гуще, быстрее в моих венах почти столетней старухи.

– Думаете, она позволит собой манипулировать?

– У нее не будет выбора.

– И вы наконец возьмете реванш.

– Реванш?

Елена расхохоталась. Допила бокал до дна. Залезла коготками в коробку с лукумом.

– Свершу свою месть, вы хотите сказать.

Джозеф Пинкертон все гладил и гладил пальцами мочку своего огромного уха. В волнении проводил по торчащим волоскам, они ласково кололи руку. Зажимал их между указательным пальцем и большим, потягивал, подергивал. Кривился от боли. Уже пять часов вечера, через два часа начнется концерт, уже два дня он не ел ни крошки. Три недели гигантский узел сдавливает его каждое утро, внутренности сжимаются и он бежит, поддерживая двумя руками пижамные штаны, в туалет и там стремительно облегчается. Его тощая шея болтается в воротнике рубашки, на носу выступают капли пота. «Ну и видок у меня!» – пробормотал он, заметив свое отражение в стекле, и слегка пригибается, чтобы его не видеть. Куда делся тот молодой человек, который, гордо расправив плечи, стоял во главе многих международных оркестров? Белокурый эфеб с густой шевелюрой, с прямым носом, с полными губами, который бил кулаком по столу, заставляя дрожать музыкантов и партитуры?

Этот концерт должен был стать событием. От этого зависит его репутация. Орды преподавателей метят на его место, только и ждут, чтобы потеснить его, они проносятся мимо по коридору, как стадо бизонов.

Концерт этот будут снимать для телевидения. Он убедил руководство передачи «60 минут», выходящей на канале Си-би-эс, подготовить о нем сюжет. Журналист обещал сделать десятиминутный репортаж, который покажут в следующее воскресенье. «Если у нас не будет экстренной информации», – уточнил он с важным и ответственным видом человека, на котором держится мир. Профессор Пинкертон еще не знал, у кого будут брать интервью, какие вопросы задавать, да и какая разница, главное, чтобы ему посвятили некоторое количество секунд, чтобы был повод сказать несколько продуманных и взвешенных слов. А внизу на экране будет надпись: «Профессор Джозеф Пинкертон, Джульярдская школа, Нью-Йорк».