Хоровод воды - Сергей Юрьевич Кузнецов

У Риммы нет друзей – но у нее множество знакомых. В мобильном телефоне больше трехсот человек. В контактлисте почтовой программы – около шестисот. Римма следит за своей социальной жизнью, делает все как положено. Если зовут на вечеринку, приходит с подарком. Когда наступает время поздравить с днем рождения, телефон или аська об этом напоминает. Римма записывает дни рождения всех своих знакомых, даже детей и жены Сазонова. Она знает: Сазонову приятно, когда о таком помнят.

Люди вообще ценят, когда о них не забывают. Поэтому Римма никогда не ходит обедать одна, всегда идет с кем-нибудь, старается сказать что-нибудь приятное.

Римма всегда старается говорить приятное.

Всегда старается говорить.

Она не любит тишины. Тишина бесструктурна, хаотична, чревата. Тишина – аналог темноты. Не сон разума, а тишина порождает чудовищ.

Римма заполняет тишину разговором. Бесконечный цикличный small talk, набор привычных фраз, социально одобряемых формул, знакомых выражений, клишированных эмоций.

Римма не знает, как можно разговаривать по-другому. В разговоре она – только узелок социальной сети, транслятор чужих мнений, передатчик того, что слышала накануне. Для нее разговор – подобие глянцевого журнала: на каждый раздел отведено несколько страниц, один раздел кончается – тут же начинается другой. Темы беседы так же сменяют друг друга – новинки, спорт, кино, книги, музыка, секс, мода, иногда – политика или загадочное о жизни.

В журналах Римма рассматривает только рекламу. Для нее фотографии и статьи – лишь дань традиции, наполнитель, набитый в пустующее пространство между рекламными полосами.

Журналы существуют для рекламы, а разговоры – для обмена важной информацией. Чтобы узнать нужное, внушить подходящую мысль, утвердить себя на новой территории.

Римма знает – в рекламе нет гарантий. Люди могут посмотреть картинку, а потом ничего не купить. Так же и в разговоре. Что поделать? Не попробуешь – не узнаешь. Вот и приходится задавать вопросы, слушать собеседника, понимающе кивать.

Сегодня за обедом села с Ингой, секретаршей из соседнего отдела. Поговорили о коллегах, потом Инга спросила, спит ли Римма с Сазоновым.

– А ты со своим спишь? – вместо ответа говорит Римма, а Инга тут же начинает рассказывать о бурной сексуальной жизни своего начальника. Выходило, у него просто нет на нее, на Ингу, времени – то в баню с друзьями, то к любовнице, да и жена внимания требует.

– Нет, пару раз мы, конечно, попробовали, – говорит Инга, – но это так, несерьезно.

Римма деловито доедает бизнес-ланч, потом спрашивает:

– А ты его любовницу видела?

– Конечно, – говорит Инга. – Она же заезжает к нему время от времени. Знаешь, ничего особенного – сплошной силикон.

Инга фыркает, Римма вежливо улыбается.

Она не хочет делать карьеру через постель. Все интернет-ресурсы и деловые издания учат: это проигрышная стратегия. Для карьеры нужны социальные связи, нужна работоспособность, нужна продуманная линия поведения.

В детстве она слышала другое: карьеристы – холодные и расчетливые люди, готовые предать и пройти по трупам.

Трупы не страшат Римму, но предавать ей некого. Ей кажется, предать можно только друзей. И только друзья могут предать тебя.

Римме хочется быть совершенной, лишенной деталей, нюансов, мелочей. Год за годом она избавляется от воспоминаний, грусти, страха и надежды, словно вырезает себя из бумаги.

У нее нет друзей. Нет врагов.

Ни живых, ни мертвых.

В мире, напоминающем аниме, нельзя позволить себе даже мертвых врагов: мертвецы то и дело воскресают. Еще страшнее, чем были при жизни.

У Риммы нет никого.

– Приятно было вместе пообедать, – говорит она Инге.

– Ага, – отвечает та, – будем теперь дружить.

Римма улыбается и говорит: Конечно, будем.

Вика говорит, мол, главное в Кольцевой линии то, что в ней двенадцать станций, по числу знаков зодиака. Ерунда все это. Главное в Кольцевой линии то, что в первых и последних вагонах почти всегда можно сесть: те, кто с эскалатора или из перехода, попадают в лучшем случае в третий вагон – вот крайние вагоны и остаются почти пустыми, даже в час пик.

И вот Аня сидит в таком вагоне, первом или последнем, читает женский журнал, взятый у Зинки: Корецкого закончила еще по дороге на работу, надо же что-то читать на обратном пути. Зинкины журналы, впрочем, совсем невозможные, Аня пролистывает, почти не читая. Как добиться успеха и сделать карьеру. Карьера, очевидно, в офисе. Написали бы лучше, как добиться успеха, если с восемнадцати лет стоишь за прилавком! Как найти прекрасного принца и удержать его. Лучше бы сказали, зачем мне прекрасный принц, я и Андрея иногда не знаю, куда девать. Как испытать оргазм одновременно с партнером? Вот тут тоже – никаких проблем. Почти с любым, почти всегда. Наверное, потому что очень скучно, если кончишь раньше, и очень злишься, если все заканчивается, а ты не успела. Синхронный финиш, как на соревнованиях. Сколько у тебя было мужчин? Тоже неинтересно считать, если честно. Сколько было – столько и было, все на месте.

Аня поднимает глаза от журнала, рассматривает пассажиров напротив, и ей кажется, что любой похож на кого-нибудь, кого она знала. Вот толстый, обрюзгший мужчина лет пятидесяти пяти, костюм, портфель, очки, этакий постаревший и вышедший в тираж Марик. Даже руки потирает так же, удивительно.

Сегодня Зинка сказала: Марика переводят в центральное управление заведовать чем-то. Тоже, выходит, сделал карьеру. Вместо него обещали прислать бывшую главу филиала в Мытищах. Тоже, небось, будет вздорная баба – но хотя бы кофе с ней пить не надо будет. Или, по крайней мере, одним кофе все и ограничится.

Интересно, Вика теперь скажет, это она Марика от меня убрала? Так вот она, небось, своих клиентов и разводит: мол, пообещать ничего не могу, но попробую. И если вдруг что случится – это все она. А не случится – ну я же не обещала. Интересная работа, творческая. Не туфлями торговать.

Аня переводит глаза на другого пассажира: крупный, круглоголовый. Чем-то похож на Николая, охранника из соседнего ларька с последнего вещевого рынка. Высокий крепкий парень, сразу после армии. Никогда не понимала, почему не найдет работу получше, но не спрашивала.

Жил он в пяти минутах ходьбы от рынка. Вместе с матерью в небольшой двушке. Мать работала на другом конце города, квартира была в его распоряжении где-то час в день. Секс получался энергичным и деловитым, без лишних нежностей. Вот и хорошо – взрослым людям нежности ни к чему.

Как тут Андрей смутился, когда я сказала: Чего сопли жевать, легли – так давай трахаться. Смешно вспомнить.

Николая я сама выбрала, по экстерьеру, как кобеля на выставке. Красивый, да еще и непьющий. Заметила сразу, иногда парой слов перекидывались, а как взяли кассиршей в «ИКЕЮ», так и пришла, типа водки выпить, познакомиться поближе. В «ИКЕЕ» обещали белую зарплату, запись в трудовой и страховку. Двадцать девять лет, самое время, чего уж тянуть.