Диалоги с Евгением Евтушенко - Соломон Волков

Потом на своей квартире, при первой нашей встрече, он мне рассказал историю о том, как имена Синявского и Даниэля были выданы нашей разведке американской разведкой.

Волков: Как это он вам рассказал?!

Евтушенко: А просто! Вот так и сказал!

Волков: Как это происходило?

Евтушенко: А происходило это очень забавно. Он мне показывал, где туалет, проводил меня туда. «И кстати, я хотел вам сказать, – включил душ и при включенном душе: – Я хотел бы, чтоб ваши люди знали: имена ваших двух писателей были выданы нашей разведкой». Я был потрясен просто, тогда я был еще наивный. Я говорю: «Почему?» – «Ну как почему? С первых полос сошла на какое-то время война во Вьетнаме, а это сенсация: русские арестовывают своих писателей, а мы за свободу слова. Ну, всё это чисто политические игры», – заключил он.

Волков: А почему ему было важно это вам сказать? И к кому он адресовался через вас? Потому что на уровне политических деятелей такого ранга и масштаба, как Роберт Кеннеди, такие вещи случайно не делаются. А в его каких-то тактических планах ему представлялось это, видимо, необходимым.

Евтушенко: Да видите, в чем дело, он меня не предупреждал, что я не должен этого никому говорить. Но было ясно совершенно, что нельзя называть его фамилию, достаточно было включенного душа. И я пошел к Николаю Трофимовичу Федоренко, который был нашим представителем в ООН, и сказал, что у меня есть очень важное сообщение, которое мне передал американский деятель. Мне нечего было терять, потому что один из журналистов «Известий» – даже сейчас не могу открывать своего источника – мне сказал, что у них был Семичастный…

Волков: Председатель КГБ.

Евтушенко: Да, и провел с ними беседу. Семичастный выступал очень резко, говорил о том, что вышла за границей книга бывшей зэчки Евгении Семеновны Гинзбург, которая показывает в дурном свете нашу страну[84], и что эта женщина заслуживает того, чтобы еще посидеть. И вообще некоторые люди заслуживают того, чтобы снова угодить в лагерь. Тогда один из журналистов спросил: «А как вы думаете, сколько?» – «Ну, немного, человек сто арестовать, так сразу испугаются, – сказал Семичастный, и говорил он это открыто. – Вот сейчас, например, выпускают в Америку Евтушенко одной рукой, а Синявского и Даниэля сажают другой рукой. А Евтушенко опасней многих диссидентов!» Это было как раз перед самим моим отъездом. Мне нечего было терять! И я понимал, что что-то готовится…

Волков: В Советском Союзе?

Евтушенко: Да, а готовилась операция посадить на трон Железного Шурика – Шелепина.

Волков: Одного изтогдашних руководителей страны, да?

Евтушенко: Да, там целая история была. Долгая история, как это у них не получилось… Егорычев[85] выступил на партийном пленуме и начал говорить о том, что Москва не подготовлена к обороне. Потом должен был выступать еще кто-то из таких же «оппозиционеров». И вдруг встал Суслов и объявил перерыв. А после перерыва уже выступали другие люди.

Волков: То есть была попытка такого мягкого переворота? Они хотели Шелепиным заменить Брежнева?

Евтушенко: Да, и это было уже разыграно, уже Павлов был готов их поддержать. Они чувствовали себя весьма безнаказанно.

Но возвращаюсь к Роберту Кеннеди. Тогда я пришел в миссию ООН и сказал, что напишу такое письмо: «Очень важные сведения, и я считаю, что это просто равно измене родине». Правильно? Это же измена родине, то, что они сделали?

Волков: В каком смысле?

Евтушенко: Ну как! Они попались на американскую удочку! На провокацию! Как можно было такую карту американцам давать, которая работала против своей страны! Им подкинули, и они проглотили с огромным удовольствием. Ведь они давно уже искали этих людей! Давным-давно!

Волков: Да, КГБ пытался раскрыть эти псевдонимы – Абрам Терц и Николай Аржак. И тут им сообщили, что это Синявский и Даниэль!

Евтушенко: И Синявский, когда я рассказывал Андрею Донатовичу эту историю, мне подтвердил, что был очень удивлен, когда увидел на столе у следователя американскую верстку своего произведения.

…И я, значит, написал письмо, и Федоренко меня даже не спросил, от кого эти сведения. Он сказал: «Это ваше письмо будет шифровальщик читать. Только шифровальщик!» Вы думаете, я не понимал, в какую опасную игру я играю?

На следующий день в семь часов утра из миссии ООН два товарища ко мне приехали. Сказали: «Вас ждут в нашей миссии, срочно». Я ждал этого. Я сказал Гале (она была в курсе дела): «Если я не вернусь до двенадцати часов, ты должна будешь сообщить Тодду, что произошло. Только ему», – Альберт Тодд отвечал за мою поездку по Америке.

Волков: Ну да, чтобы американцы знали.

Евтушенко: В семь я уехал. Товарищи в машине не говорили со мной. Когда вошли в здание миссии, прикрывали спиной номера этажей в лифте.

Волков: Чтоб не показать, куда вы едете.

Евтушенко: Да. Вошли в почти пустую комнату. Один из них сел на стул, другой встал у меня за спиной – знаете, как в кино, насмотрелись американских триллеров, – и начали разговор: «Кто вам дал эти сведения? Вы написали письмо, компрометирующее Комитет государственной безопасности, клевету…» Я говорю: «Во-первых, откуда вы знаете о том, что было в письме? А во-вторых, я ведь не утверждал в нем, что это правда». Тогда мне уже сказали такую вещь: «Знаете, товарищ Евтушенко, вы, конечно, поэт хороший, и жалко будет, если вас где-нибудь найдут под мостом в каком-нибудь Куинсе. „Правда“ напечатает некролог: вот, человек погиб от рук мафии… Вы понимаете, что мы имеем в виду? Вы встали на путь борьбы с Комитетом государственной безопасности. Это вы попались на удочку наших американских врагов!» И тут уж из меня посыпалось всё! Весь запас хороших русских слов! Я заорал, что меня нечего запугивать! Вспомнил почему-то, как во Вьетнаме я выбирался сквозь трупы… Я орал и орал: «Вы меня не запугаете!» – и они вдруг вышли. И вот тут я испугался. Когда орал – не боялся, а когда остался один, мне страшно стало. Сейчас еще убьют, в мешок сунут и, кто его знает, через мусоропровод выкинут… А что? Почему нет? Подошел к двери, взялся за ручку – и она открылась! Я моментально к лифту, а там стоит горничная с подносом. Я говорю: «А куда вы едете сейчас?» – «А я к Николаю Трофимовичу». – «И мне тоже туда!»

Захожу к Федоренко, всё рассказываю ему, он спрашивает – кто, как они выглядели… И вдруг говорит: «Женя, я знаю, что Альберт Тодд – ваш близкий друг. Сейчас вы немедленно поедете на моей машине под советским флагом к нему домой. Звоните ему сейчас. И всё, что вы рассказали мне, расскажите ему. Всё!» Я был потрясен – я-то думал, что эта история будет храниться в секрете. Нет, Николай Трофимович по-другому сообразил: «Вы когда уезжаете на гастроли?» Я говорю: «Послезавтра». – «Вот и уезжайте…»