Сто сорок писем Василия Белова - Анатолий Николаевич Грешневиков

Западники даже после смерти писателя не перестали глумиться над его творческой и гражданской позицией. Чем, например, может их не устраивать правда Василия Белова о ремесле отчуждения? Иногда этих либеральных бесов, напичканных изнутри ненавистью ко всему русскому, а значит крестьянскому, почвенному, нравственному, стоит почитать. Сразу поймешь, зачем они окопались на телевидении и в прессе.

Некто Валерия Жарова опубликовала 4 июня 2012 года в газете «Собеседник» свой русофобский опус «Проза и почва Василия Белова», где изрекает:

«С Василием Беловым, к сожалению, случилось то, что случается часто – его талант, несомненно, и яркий, такой очевидный в ранних произведениях, погубила или почти погубила идеология. Кипение возмущенного разума отвлекает от творчества, снижает планку, и главным становится не художественное слово, а манифест. А Белов был убежденным почвенником.

Почему же именно русская почва так пагубна? Ведь и самые почвеннические стихи Есенина откровенно плохи. Почвенничество, особенно сегодняшнее, слишком исполнено праведным гневом, оно не столько воспевает свое, сколько отрицает чуждое – городское, иностранное, культурное. Слишком много там самодовольства, прикрытого самоуничижением, противопоставления себя другим, России – Западу, деревни – городу. Всякий, кто не сеет, – враг страны, но и сама страна тоже враг тех, кто сеет. И все это смешано со стыдом, потому что из самих этих писателей сеет мало кто. Впрочем, это не о Белове, он-то был настоящий деревенский житель, большую часть жизни прожил в деревне в Вологодской области».

Запуталась язвительная литераторша Валерия Жарова. Вначале обругала почвенничество, а затем призналась, что к Белову это не относится, он, видите ли, настоящий деревенский житель и сеятель… Если так, то автор скандального опуса должна была и продолжить свои признания и оговорки, что Белов к тому же еще и образец почвенничества. А ежели все почвенники такие, как Белов, то чего камни в них бросать? И в каких повестях и романах великий гуманист Белов отрицает все иностранное и культурное? Почитайте, госпожа Жарова, его очерк о прекрасной Италии «Дважды в году – весна» и вам стыдно станет и опять придется делать оговорку. Загляните в книгу «Ремесло отчуждения», там есть любопытное наблюдение о том, что объединяет давнего русского крестьянина с современным итальянским крестьянином. Цитирую специально для критиков почвенничества: «В Италии я видел такую картину: фермер пахал землю на лошади, а новенький трактор, похожий на наш «Беларусь», стоял у дома». Прочтите гениальное произведение Белова «Лад», и вы откажитесь и от другого своего пассажа, что почвенники «не воспевают свое». Да в одном только «Ладе» столько любви к своей родной земле, сколько ни в одной книге западников не найдется по отношению их к своей земле!

Не смог я выполнить просьбу Белова и переиздать книгу «Ремесло отчуждения» и тем самым помочь автору выслать ее Владимиру Путину. Не читают политики такого уровня книги почвенников. Однажды я дарил Путину свою книгу «Президент не слышит экологов» с надеждой, что он восстановит уничтоженное им министерство экологии, но не получил никакого ответа. Не получил ответа и сам Белов, когда дарил книги Ильина другому президенту-западнику Ельцину. К сожалению, труды почвенников сегодня не востребованы.

Письмо пятьдесят шестое

Дорогие Галя, Анатолий Николаевич и Ваш сын!

Поздравляю всех с прошедшей пасхальной неделей. Толя, благодарю за путевку в Некрасовский рай, созданный мудрым грузином. Следов после посещения этого рая пока нет, обещали через месяц.

Я послал Аполлоновичу бумаги на один аппарат, который лечит даже космонавтов, может, он, Аполлоныч, найдет деньжат и приобретет, надо тысяч шесть примерно. Это как раз в русле этой больницы! Спасибо, Толя, что посетил меня в больнице. Я докладываю, что о Хомутове и Ярославском альманахе упоминал уже, говорил о поэте Гусеве и прозаике Евгении Ржанове. Очень талантливые мужики. Говорил вообще о талантах Ярославской земли. Они достойны Н.А. Некрасова, да-с! Телефон мой молчит, так как с утра я работаю (пишу сейчас о художнике Игошеве), а с вечера рано ложусь и выключаю, чтобы никто не будил. Кстати, из Москвы позвонили какие-то киношники, я говорю: ставьте, что хотите и где хотите. Очерки о моей родине «Невозвратные годы» были напечатаны в «Нашем современнике» за 2001 год (№ 8 и№ 9), а также за 2002 год (№ 2), страничек несколько… Надо бы эти очерки продолжить и сделать книжечку, я коплю «пятаки», как говаривал Федор Абрамов. Но с губернаторских пяти тысяч много не скопишь. Но надежд не теряю. Ивана Афанасьевича Васильева я хорошо знал, жена тоже приглашает, увы, ехать я не дюж! Вот и все, вроде на все вопросы ответил. До свидания, Ваш должник. Пишу мелко, как В.Г. Распутин. Белое. Вторник, 22 апреля 2004 г.

Реклама о ярославском санатории «Большие соли» так овладела мыслями Белова, что он поверил в возможность вылечить там свой больной позвоночник. А раз поверил, то загорелся туда попасть. Я не стал развенчивать навязчивую рекламу, а наоборот решил помочь любимому писателю и единомышленнику устроиться там на пару недель.

Хозяином санатория был известный мне врач Барбакадзе. Без особого труда я договорился с ним о квалифицированном лечении и предоставлении Белову отдельной комнаты. Естественно, я сразу предупредил, кто будет их пациентом. Главный врач санатория проявил к фамилии известного писателя должное внимание, расспросил, что он написал, сказал, что читал его произведения, и они произвели на него неизгладимое впечатление… Может быть, Александр Аполлонович Барбакадзе и не слукавил. А когда он узнал, что за дорогое лечение буду платить я сам, а не Союз писателей или правительство области, то проявил двойной интерес к личности Белова. Пришлось заново пересказывать заслуги писателя перед страной.

Белов приехал в санаторий из Вологды один (водитель администрации губернатора не в счет). Я встретил его на улице, провел в здание, познакомил с Барбакадзе, который сходу был прозван Аполлоновичем. Пока шло оформление документов и бухгалтер выписала мне счет, Василий Иванович охотно дарил свои книги с автографом собравшимся вокруг него сотрудникам санатория.

Комната Белову досталась теплая и светлая.

Через неделю я с супругой и с семейной четой Рыбниковых навестили Василия Ивановича, прихватив с собой полные сумки всякого продовольствия. Он встретил нас радушно, напоил чаем, показал, как и где его добросовестно лечат. Судя по всему, больной чувствовал себя хорошо. Воспользовавшись добрым самочувствием писателя, мы вместо часа просидели у него три с половиной. Беседа наша касалась всех тем – от личных творческих до общегосударственных, политических.

Единственное, о чем умолчал Белов, это его незапланированная встреча с местными писателями, краеведами, поэтами, учителями.

Как они его