Елена Троянская - Маргарет Джордж

Никто из нас не знал тогда, что «лучшие времена» наступят без малого через двадцать лет, и снова мы встретимся только в Трое, озаряемые всполохами пожара, пожирающего великий город.

XXIV

Я долго стояла во внутреннем дворе, прислонясь к цветущему дереву. Слышала, как слуги вынесли вещи, как вышел Менелай. Я думала, он задержится, будет искать меня. Но нет, он быстро прошел, его шаги вместе с шагами его спутников стали удаляться — они спускались под гору.

Святилище со змеей… Теперь я свободна и могу идти, куда захочу. Никто не задаст мне вопросов, что бы я ни делала. Я пересекла двор и пошла в глубь дворца, туда, где находилось маленькое святилище. Там никого не было.

Я испытала облегчение. Мне требовалось посидеть и подумать в одиночестве. А если мне предстоит побег, то я должна объяснить хранительнице нашего рода, почему я это делаю и почему не могу взять ее с собой.

Разве могу я покинуть свой дом? Он является частью моего существа. Я присела на каменную скамью и задумалась в ожидании. Мерцающий огонь лампады освещал алтарь. На полу лежал кусок медового пирога и стояло блюдце с молоком. Но змейки не было видно.

Я ощутила, как в мою душу опускается безграничный покой. Это неизбежно. Что бы ни случилось, это неизбежно. Как странно говорить о том, что еще не свершилось, «это неизбежно». Но я чувствовала глубоко внутри свою правоту. Возможно, все было предрешено еще до моего рождения.

Шорох, легкое движение. Появилась змейка. Она выползла из-за алтаря и, приподняв головку, осматривалась.

Я очень любила ее. Она рассталась со своей прежней жизнью в Эпидавре и начала новую, связанную со мной, с моей семьей. Так и я расстанусь с прежней жизнью. Змейка меня наверняка поймет. Я наклонилась и прошептала ей об этом. Она посмотрела на меня, мелькнул ее раздвоенный язык. Она благословила меня.

— Я даже не знаю, что в тебе мне нравится больше всего.

Это Парис стоял в углу маленькой залы.

— Наверное, то, что со всеми существами ты обращаешься как с равными.

Я поднялась и упала ему на руки. И потом ничего — только объятия и поцелуи. Я наслаждалась ощущением его рук, его тепла, его тела.

Наконец он отвел меня на расстояние вытянутых рук, не отпуская, и сказал:

— Елена, что же нам делать? Все зависит от тебя. Я хочу увезти тебя в Трою, но решение принимать тебе. Ты все теряешь, я все приобретаю. Поэтому я не могу решать за тебя.

Как странно — никогда не обсуждая ничего, мы оба пришли к мысли о бегстве. Остаться здесь или убежать, чтобы быть вместе с ним?

— Я не отпущу тебя! — закричала я и вцепилась в него.

Пусть весь мир провалится, пусть Спарта обратится в прах, но не может моя жизнь протекать вдали от него.

— А как же Гермиона? — спросил он. — Ты не только жена, но и мать. Жену можно поменять, а мать нет. Поверь мне, я знаю.

— Мы возьмем Гермиону с собой!

Да, вопрос решается просто.

— Но ты сказала, что она должна стать следующей царицей Спарты. Как ты можешь лишить Спарту царицы?

Он рассуждал более взвешенно, чем я, — или чувствовал себя более виноватым, чем я.

— Мы спросим у нее, пусть решает.

— Елена, — мягко сказал Парис, глядя на меня своими золотистыми, медовыми даже в ночном свете глазами, — ей только девять лет. Можно ли заставлять ее делать такой выбор? Любой ребенок ее возраста захочет ехать с матерью. Это не значит, что позже она не пожалеет о своем решении.

— Но…

— Ты не вправе взваливать на ее плечи тяжесть такого выбора. От него зависит вся ее жизнь.

— По-твоему, мы должны сбежать украдкой, даже не попрощавшись с ней?

— Попрощаться — да. Но не проси ее принимать решение. Со временем она возненавидит тебя за это.

— Но как я могу покинуть своего ребенка?

— Потому что ты любишь ее и не станешь подвергать ее жизнь опасности. И Спарту ты тоже любишь и не оставишь без царицы.

— Она не поймет меня!

— Со временем она все поймет. — Он прижал меня к себе. — Со временем. Как и я понял со временем своих родителей.

Неужели? Они ведь желали ему смерти!

— Елена! Если ты решишь бежать, нужно это сделать не откладывая. Когда Менелай узнает, поднимется… суматоха. Мы должны уехать как можно скорее вслед за ним, чтобы иметь в запасе побольше времени. У меня все готово. Это нужно сделать сегодня ночью.

— Нет! Не сегодня! Только не по следам Менелая.

— Именно по его следам… Но он же поплывет в другом направлении.

О всемогущие боги! Сегодня ночью, когда отец и мать спят, спят мои братья и Гермиона…

— Какой срок ни назначь, все равно покажется слишком рано, — сказал Парис. — Мы никогда не бываем готовы к переменам.

Я удивленно посмотрела на него.

— Тебе же только шестнадцать. Откуда ты все знаешь?

— В мои шестнадцать лет уместилось много событий и перемен. Когда-то мне пришлось расстаться с благополучной жизнью. Не по своей воле. Но благодаря этому у меня больше опыта, чем у тебя.

— Ты расстался с семьей. Но тебе не приходилось покидать ни родины, ни жены.

— Это так. Но я расстался с образом жизни, к которому привык. Расстался с представлением о себе — оказалось, я совсем другой человек. А что касается жены… Жену я не покидал, только подругу, которая любила меня: ей не нашлось места во дворце. Елена, порой бывает трудно сделать выбор. Я знаю многих людей, которые пытаются усидеть на двух стульях, но не всегда это возможно. Вопрос простой: я или Менелай? Я не могу взывать к твоей верности. Твоя верность принадлежит мужу. Я могу обратиться только к той силе, которая свела нас: Афродита и ее волшебство — или колдовство.

Змейка заскользила по полу и приблизилась к нашим ногам. Она обвилась вокруг них, соединив нас кольцом. Я чувствовала ее холодную гладкость.

— Священная змея вынесла свое решение, — сказала я. — Она сообщает нам, что наш союз подлинный.

— Я знал это. Я только хотел, чтобы ты тоже это поняла.

Мы расстались. Парис пошел будить Энея, а я — прощаться. Если бы это было обычное путешествие, нас бы при ясном дневном свете после торжественного прощания отвезла до Гитиона колесница в сопровождении царского эскорта. Но в нашей ситуации мы вынуждены были под покровом ночи украсть колесницы, а потом мчаться на полной скорости, чтобы до зари прибыть в Гитион и отплыть. Ни остановок, ни отдыха по пути мы не могли себе позволить.

Удастся ли Парису с Энеем раздобыть колесницы и лошадей, не вызвав подозрений у стражи? Это предстояло сделать им самим. Я вздрогнула. Если их схватят, то обвинят в воровстве, и они должны будут понести наказание.