От/чет - Василий Сретенский

Хмурый официант спросил, не надо ли нам чего. Я попросил чаю, Куард — кофе. Я стал говорить, что из-за фантазий свихнувшегося монаха, то есть, простите, святого с видениями в голове, не стоит так уж напрягаться. Он же, ничуть не обидевшись, заметил в ответ, что если бы один монах, да еще умерший около 556 года, то, может, и не стоило. Но когда в одну дуду дуют совершенно разные люди на протяжении столетий…

— Вам известно имя Монфокора де Вилара?

— Литератор XVII века? Аббат, каббалист и убийца собственного дяди? Он автор «Разговоров о тайных науках». Помнится, его зарезали. Не то розенкрейцеры за разглашение их сокровенных тайн, не то саламандры с сильфами, не то, извините, ваши предшественники.

— Могу вас заверить, что к смерти этого человека моя служба не имеет никакого отношения. Святому Престолу вполне достаточно было лишить его сана и запретить публичные проповеди. Смертный же приговор Монфокору вынес суд Тулузы. Но вы знаете, что правосудию добраться до него не удалось. Сама же его смерть — для нас такая же загадка, как и для всех. Что на самом деле удалось моим предшественникам, так это изъять из первого издания 1670 года (как и из всех последующих) несколько слов из «Пятого разговора графа Габалиса с учеником». Там речь зашла о людях, продавших бессмертную душу и заключивших пакт с гномами, действующими от имени Сатаны. Всего-то несколько слов… Он достал из папки еще один листок и протянул мне.

— За последние триста лет это читали много три десятка человек. Читайте отсюда со слов: «Стало быть, души…» Изъятое выделено курсивом.

Я взял листок.

«— Стало быть, души таких людей умирают?

— Умирают, сын мой.

— Заключающие сей пакт не осуждаются на вечные муки?

— Этого не может быть, ибо душа их уничтожается вместе с телом.

— Легко же они отделываются, — молвил я, — претерпевая столь ничтожное наказание за столь чудовищный грех: ведь они отреклись от крещения и от веры в Спасителя!

— Как вы можете называть ничтожным возврат в темные бездны Небытия? Это куда более суровая кара, чем вечное пребывание в преисподней, где еще ощутимо милосердие Господне, которое проявляется в том, что адское пламя только обжигает грешника, не испепеляя его до конца, где Иуда знает, что воскреснет и падет в объятия Сына Божьего! Небытие Я большее зло, чем ад…»

— Послушайте, — я отложил листок, — я все равно не понимаю, как можно этому верить. Ведь это чистой воды фантазия, вымысел.

Куард вертел в руках бокал с кроваво-красным вином. Потом поставил бокал на стол, не отпив. Во взгляде его не было ничего, кроме усталости.

— Все по отдельности, конечно, так и есть. Тут фантазия, здесь вымысел, там вообще просто бред. Но почему все фантазии столетие за столетием вертятся вокруг одного и того же? У человечества других тем нет для фантазий? А если НЕ фантазии? Вам просто отмахиваться, а у нас за плечами, знаете ли, тысячелетия борьбы и веры в то, что это борьба за Христа, а не против. Вот вам пример того же XVII века. «Мысли», Блэз Паскаль. Читайте. Здесь никто ничего не менял. Не успели. Или не заметили. Он ведь при жизни их не издавал. Всего-то одна фраза. А смысл какой?

Я взял листок и прочитал: «Иисус видит в Иуде не врага, а исполнителя воли Господа, к которому Он преисполнен любви, и так мало в нем враждебных чувств, что Он именует Иуду другом».

А на столе меня ждал еще один листок. На нем значилось:

Николай из Кузы. Около 1439 г. Черновые наброски к IV главе («О непостигаемом познании абсолютного максимума, совпадающего с минимумом») трактата «De docta ignorantia».

«Максимальное равенство есть такое, которое не является различным от чего бы то ни было другого. Оно превосходит всякий разум. Вот почему абсолютный разум, раз он есть такое, которое не может находиться целиком в действительности, и не может быть большим, так же как и меньшим, будучи только тем, что может быть. Минимум есть то, меньше чего ничего не может быть. И так как таковым является максимум, очевидно, что минимум совпадает с максимумом. Это очевидно всякому, кто пытается свести минимум и максимум к количеству. Очистив и минимум, и максимум от количества, отбросив в своем сознании и большое, и малое, мы поймем с полной очевидностью, что максимум и минимум совпадают. Абсолютное количество не более минимально, чем максимально, в нем минимум и максимум совпадают. То же и у людей. Максимальный грех Иуды в полном и совершенном максимуме становится минимальным, то есть лишается свойств греховности. Мы это объясним на следующих страницах по вящей милости самого Бога».

Я протянул листы Куарду. Гот сделал жест, означающий, что я могу оставить их себе. Мы помолчали. Я допил вино и сдался:

— Ну хорошо: допустим, существовало некое тайное знание, прорывающееся сквозь официальную трактовку событий то здесь, то там. Допустим даже, что есть возможность воскресить Иуду. Но тела-то нет. Не мне вам рассказывать, что без тела воскресение невозможно.

— А тело есть. Точнее, было.

— И где? Не в бочке же засоленное, как тело Вергилия?

— Нет, не в бочке. Я вам сейчас передам еще один документ, но сначала, если позволите, небольшое предисловие.

Куард пригубил свой бокал и сделал это так, как у нас не делает никто: не стесняясь почувствовать вкус капли вина.

— Помните, на лекции, посвященной Иуде, вы цитировали «Тольдот Иешу», Страсбургскую и Венскую рукописи?

Я кивнул.

— Вас уже, наверное, не удивит, что существует еще один вариант; назовем его Ватиканской рукописью, хотя найдена она была в Мадриде. Текст ее почти совпадает с текстом Венской рукописи, но есть несколько разночтений. Одно из них — несколько слов о гибели Иуды. В Венской рукописи говорится: «Иуда… осквернился и упал на землю». В рукописи Ватикана эта фраза продолжена: «…и земля отвергла его».

— И что это значит?

— Точно сказать нельзя. Но в 1678 году в Аквитании, в одном из бенедиктинских монастырей, была обнаружена средневековая копия трактата «De mortibus persecutorum», предположительно принадлежавшего руке христианского апологета Лактанция. Трактат был написан около 316 года. О нем упоминали более поздние авторы, но сам текст был неизвестен. Рукопись считалась утраченной. Так вот, найденный текст был в ужасном состоянии, часть мест при подготовке публикации разобрать не удалось: тем более что некоторые фразы и отдельные слова были просто счищены с пергамента, как это нередко делали в Средневековье, желая улучшить написанное или что-либо скрыть. Эти выявленные, но не прочитанные места — лакуны — никогда не публиковали. Но современные научные методы позволили прочитать зачищенные места. Одно из них приходится на единственное на весь текст упоминание об Иуде. Вот что там говорится.

Из папки был изъят еще один лист.

— Зачищенные и восстановленные слова выделены курсивом.

Я прочитал: «И тогда ученики, которых было одиннадцать, приняв на место предателя Иуды, которого не приняла земля, Матфея и Павла, разошлись по земле, прославляя Евангелие, как повелел Учитель-Господь…»