Бесов нос. Волки Одина - Юрий Вяземский

Главного среди гостомыслов звали Угоняй. Он через год после того, как веринги взяли его на службу, на тинге был избран старейшиной племени, хотя ни он, ни его родичи знатностью не отличались. Говорили про Угоняя, что, служа главным загонщиком у Эйнара, он быстро разбогател и, когда волхи собрались на тинг, он некоторых родовых старейшин подкупил богатыми подарками, а других настроил против алдейского старейшины, который в тот год должен был встать во главе племени.

Надо также сказать, что словене вообще, и волхи в особенности, были очень завистливы, и именно зависть была основной причиной их распрей. Веринги это скоро заметили, и Эйнар это использовал при организации охоты.

Другой чертой их характера было гостеприимство. Гауты к нему давно привыкли, но верингам оно казалось удивительным и нездоровым. Чтобы принять и угостить своего гостя так, как его не примет и не угостит ни один из соседей, они готовы были опустошить свои припасы и даже воровали, обкрадывая сородичей.

Не менее удивительно для верингов было то, что они беспрестанно ругались друг с другом, обзываясь оскорбительными словами, и при этом не только не мстили за оскорбления, не вызывали друг друга на поединки или на суд, но, похоже, даже не обижались – обругают друг друга на чем свет стоит, обвинят в самых подлых и срамных поступках и почти тут же успокоятся и примутся за какое-нибудь общее дело, а потом снова станут оскорблять друг дружку, родичей и в первую очередь матерей.

Молитв у них не было; вместо них они пели песни и водили хороводы.

Но больше всего верингов поразил следующий случай. Однажды во время охоты на ловачей Хельги и его люди увидели, как целое селение вышло на вспаханное поле и там, раздевшись донага и постелив на пашню одежды, мужчины и женщины принялись совокупляться друг с другом, а дети тоже разделись и играли в то, что делали взрослые. Как объяснили верингам волхские егеря, такой весенний обряд проводится во многих селах, чтобы сделать пашню плодородной, и не только у ловачей. Но Хельги и его людям стало так противно от этого зрелища, что они в том селении не взяли ни одного раба и даже мехами, которых там было немало, побрезговали.

Когда же Хельги рассказал об увиденном своим побратимам, Ингвар нахмурился и сказал:

– Каждый верит в богов так, как может.

Эйнар же усмехнулся в свои иссиня-черные усы и сказал:

– А ты стеснялся на них охотиться.

– Что ты хочешь этим сказать? – учтиво спросил Хельги.

– То, что я хотел сказать, я сказал, – ответил ему Эйнар.

Эйнар Себезакон, Ингвар Сокол и Хельги Верный ладили между собой, как положено ладить названным братьям. Главного среди них не было. Но Эйнар чаще других предлагал и распоряжался. Ингвар ему не противоречил ни в большом, ни в малом. А Хельги во всем слушался Ингвара.

Здесь кончается эта сага, сага об Эйнаре сыне Квельдэйнара.

Профессор первым сошел на берег, едва лодка коснулась причала. Не дожидаясь напарников, Сенявин ушел с мостков и направился к воротам базы. Он это сделал для того, чтобы не быть свидетелем Митиных страданий, когда тот начнет выбираться из лодки.

Трое остальных рыболовов прибыли на базу одновременно. Митя не кашлял, за спину не держался; по лицу его блуждала улыбка, которая бывает у человека, только что перенесшего мучения и теперь радующегося, что мучения закончились. Ведущий не улыбался и даже не посмотрел в сторону Профессора. Драйвер зачем-то подмигнул Сенявину сначала левым глазом, а потом правым.

Никаких вопросов не было задано. Все трое остановились и молчали.

Андрей Владимирович решил нарушить молчание:

– Где же наша рыба?

– А вы, профессор, против того, чтобы нам через полчасика отведать свеженького копченого лосося? – странным образом ответил ему Драйвер. Странным не потому, что кто-то мог возражать против свежей копченой рыбы, а потому, что не совсем было понятно, кто принесет рыбу из лодки и кто ее будет коптить? Не тот ли парень или девица, которых они видели перед отплытием? И почему накануне Петрович объявил, что из обслуживающего персонала только он присутствует на базе?.. Все эти вопросы разом нахлынули на Андрея Владимировича. Но выскочило и спросилось иное:

– Вы помните, что обещали меня переселить?

Сенявин сразу же пожалел, что задал этот вопрос в присутствии Мити. Но вопрос именно выскочил. Петрович же, вместо того, чтобы сгладить бестактность, только усугубил ее своим поведением. Страдальчески глядя на Митю, он растерянно произнес:

– Помню, помню. Но куда? Я ж говорю: везде лаком пахнет.

– Вы лучше меня переселите. Я где угодно могу спать, – смущенно предложил Митя и закашлялся.

– Не дергайся, Аркадич! – заявил плосконосый карел. – К вечеру удовлетворим профессора! Хоть к гадалке не ходи.

От этого «не дергайся» и «удовлетворим профессора» Сенявину еще раздраженнее стало на душе.

А Петрович стал объявлять:

– Сейчас, господа-товарищи, освежимся, переоденемся. А через полчаса милости просим закусить тем, что поймали. – Драйвер вдруг заговорил по-фински или по-карельски. А потом то ли перевел, то ли объяснил с угорским акцентом: – Этто я дочь свою похвалил. Мастерицца готовить лоссося. По-русски как-то неутопно хвалитть. – И завершил без акцента: – Погода хорошая. Не возражаете, на улице поедим? Ну, тогда встречаемся в том люстхусе, – и он махнул рукой в глубину двора, где на земляном возвышении виднелось массивное деревянное строение, похожее на беседку, скорее, на ротонду с низкими резными перилами.

Когда Профессор вошел в беседку, Ведущий уже сидел на лавке за широким дощатым столом. В центре стола прямо на столешнице лежала гора зеленого лука и рядом на деревянном подносе – крупно нарезанный деревенский хлеб.

На Трулле были очень модная и, видимо, очень дорогая замшевая куртка и, насколько мог определить Профессор, еще более модные и дорогие светлые джинсы, причем не те, что были на нем накануне. Обувь телеведущего Сенявин не мог разглядеть (ее закрывал стол), но тут же подумал, что кроссовки или ботинки у Александра тоже должны быть не те, в которых он приехал.

– Пива не желаете, профессор? – лучезарно улыбнувшись, спросил Ведущий.

Сенявин ему не ответил, как будто не расслышал вопроса.

– Петрович обещал. Темное. Домашнее. Приготовленное по какому-то викингскому рецепту, – рекламировал Ведущий.

– Викингскому? – задумчиво переспросил Профессор.

Тут в беседку вбежал Петрович с двумя стеклянными пивными кружками в руках. Одну из них он поставил перед Ведущим. Другую предложил Профессору. Но Сенявин укоризненно покачал головой.