Философия: Кому она нужна? - Айн Рэнд

Интеллектуальное разнообразие и идеологические противоположности могут быть определены только с точки зрения их основ, но отрицание существования и обоснованности этих основ – суть современной философии (она называет такие основы «упрощением»). Как результат мы видим, что защитники минимального гарантируемого дохода считаются поборниками капитализма, защитники теории врожденных идей – борцами за разум, племенная согласованность хиппи воспринимается как выражение индивидуализма, и так далее. А большинство студентов колледжей теряют или так никогда и не приобретают способность мыслить базовыми понятиями.

Но как и в случаях с кампаниями на выборах, где от этих основ уклоняются живее, чем в современных университетах, каждый человек косвенно знает, на чьей он стороне, хоть и не провозглашает это открыто. Последовательность поклонников политиков и профессоров, чурающихся основ собственных взглядов, удивляет, если учесть, что эти политики и профессора открыто заявляют о неспособности человека выявлять какие бы то ни было основы (что является ключом к пониманию мотивов защитников «неупрощенного», то есть ограниченного рамками, подхода).

Способность открыто определять основы любого изучаемого предмета – это первое требование к студенту, который хочет вступить в борьбу за доктрину справедливости. Только тогда, когда он поймет, что ему предлагается лишь один взгляд на конкретный фундаментальный вопрос, и узнает, что существует и другой «значимый» взгляд, он сможет выразить протест на основании своего права знать и делать осознанный выбор.

«Значимость» в данном контексте должна измеряться одним из двух стандартов: степенью исторического влияния, достигнутого конкретной теорией, или, если теория современная, ценностью ее новых ответов на фундаментальные вопросы. В теле- и радиовещании, конечно, невозможно представить каждую точку зрения. Но если великие исторические школы мысли были бы представлены, то доктрина справедливости достигла бы своей цели (или выполнила бы свою «антимонопольную» службу, если позволите): разрушения той односторонней идеологической обработки, которая стала клеймом школ, находящихся под государственным контролем.

Во всех сферах, куда вмешивается государство (за пределами своих надлежащих функций), два мотива – один порочный, другой добродетельный – производят один и тот же результат. В отношении образования порочный мотив – это стремление к власти, которая движет преподавателем или бюрократом к тому, чтобы внушать студентам лишь одну точку зрения (такую, которая разоружает их умственно, сковывает их способность к критическому рассуждению и приводит их в состояние пассивного согласия с заученной догмой). Добродетельным мотивом здесь является стремление к целостности преподавателя: целостный человек имеет твердые убеждения о своей истине; он учит согласно своим принципам и не продвигает и не поддерживает теории, которые он считает ложными (хотя у него есть возможность объективно их представлять при необходимости). Такой преподаватель будет бесспорной ценностью в частном университете; но в государственном учреждении монополистическая позиция сделает из него такого же тирана, как и тот, кто просто жаждет власти. (Решение этого вопроса отнюдь не в том, что предлагают оппоненты твердых убеждений: превратить честного учителя в гибкого прагматика, время от времени меняющего свои убеждения, или в скептическую свинью, которая съест что угодно.) Последствия любой попытки управлять интеллектуальной деятельностью или поддерживать ее с помощью грубой силы является злом вне зависимости от мотивов (это не означает, что несогласие – обязательный элемент интеллектуальной свободы; возможность не согласиться так же важна).

Кто же введет доктрину справедливости в образовании? Точно не исполнительная власть государства, которая раздает средства из фондов и больше всего склонна к единообразию, то есть к согласованности. Доктрина должна вводиться и удерживаться независимыми личностями и негосударственными группами. Это еще одна возможность для тех, кто хочет активно действовать на пути противостояния этатизму. Вопрос о доктрине справедливости в образовании мог бы стать целью специально созданного движения, объединяющего людей добровольно, которые бы воззвали (во имя интеллектуальной справедливости) к остаткам либерализма XIX в. в головах академиков-либералов, как противовес движению последователей Герберта Маркузе, открыто предлагавших выгнать всех инакомыслящих из университетов (будет ли эта цель достигнута за счет общественных фондов и государственной поддержки?).

Если движение за справедливость привлечет талантливых молодых юристов, то оно найдет поддержку в судах, которые продолжают отстаивать индивидуальные права. Законный прецедент для доктрины справедливости может быть найден в сфере теле- и радиовещания. Практическое осуществление, то есть вызов влиятельным кругам через конкретные дела, открыто волевым усилиям, целеустремленности и способности убеждать индивидуалистов.

Надо помнить, что доктрина справедливости – это не веревка, набрасываемая на свободу университетов, а веревка, ограничивающая государственную власть раздавать общественные деньги. Эта власть уже продемонстрировала свою способность к невероятному злу и наглому неконституционному контролю над университетами. Под угрозой изъятия государственного финансирования и контрактов Министерство здравоохранения, образования и социального обеспечения навязывает университетам расовые и сексуальные квоты, требуя, чтобы неуточненное число преподавателей было представлено этническими меньшинствами и женщинами. Добавляя масла в огонь, Министерство настаивает, что это не требование квот и не требование поставить расовые предрассудки выше таланта, а требование доказать, что университет (например, Колумбийский) приложил усилия, чтобы «найти» преподавателей равных способностей среди указанных групп. Возьмите и докажите это. Возьмите и докажите, что вы «искали». Попробуйте измерить и доказать талант разных претендентов, когда нет точного и объективного стандарта. Результатом такого подхода будет тот факт, что почти любая женщина или член меньшинства получает преимущество перед всеми остальными. Последствие – растущая тревога за свое будущее среди молодых преподавателей-мужчин, не принадлежащих ни к одному этническому меньшинству: сейчас они жертвы самой непристойной и порочной дискриминации – непристойной потому, что она совершается во имя борьбы с дискриминацией.

Если о правах разных физиологических меньшинств так громко кричат, то как насчет прав интеллектуальных меньшинств?

Я говорила, что доктрина справедливости – это продукт смешанной экономики. Вся ее неустойчивая структура перехода от свободы к тоталитарному этатизму зиждется на силе групп влияния. Но боевые действия этих групп – это игра, в которой могут участвовать две и более идеологические стороны. Недостаток этатистов кроется в том, что до последней минуты (и даже дальше) они вынуждены играть под прикрытием лозунгов об индивидуальных правах и свободах. Защитники свободы могут их победить в их же игре, поймав на слове и сыграв честно. Сейчас самое время. Сейчас влиятельные круги не популярны ни политически, ни интеллектуально, ни в стране, ни на местах. Движение серьезно настроенных студентов и их лучших преподавателей, защищающих права интеллектуальных меньшинств и требующих доктрину справедливости в сфере образования, имеет отличный шанс разрастись и преуспеть. Участие в таком движении – дело более сложное и напряженное (но и плодотворное), чем бормотание лозунгов и танцы на университетских газонах.