Цусимские хроники. Апперкот - Сергей Протасов

Наконец хлопнул выстрел, и снаряд четко вошел в корпус японца, тут же запарившего. Быстро нагнувшись за снарядом к ящику, кочегар дослал его в казенник и вскоре последовал второй выстрел и попадание, потом еще. Таким образом Ефим всадил один за другим семь снарядов, ни разу не промахнувшись! Когда после седьмого попадания противник отвернул вправо, совершенно прекратив стрелять, а на его корме начали хлопать взрывы рассыпавшихся и разбитых снарядов к пушке, кочегар, наконец, разогнулся и огляделся кругом.

К этому времени оба других японца также развернулись на обратный курс и теперь быстро приближались, начав засыпать снарядами неподвижную, но огрызавшуюся мишень, которой оказался «двести девятый». Быстро развернув ствол на ближайший из миноносцев, Храпов всадил в него три снаряда, промахнувшись только раз.

Расстояние было небольшое и даже без бинокля было видно, как последним из попаданий на нем сбило кормовую пушку, разбросав ее прислугу, как кегли. Носовое орудие противника на большом ходу сильно страдало от брызг и стреляло редко и неточно, поэтому Ломан приказал Ефиму бить по второму, что и было исполнено незамедлительно.

Тут появился боцман миноносца Назаров и закричал на Храпова, чтобы тот немедленно шел в кочегарку, гайки крутить да уголь кидать, а не лез не в свое дело.

Однако Ефим, не отрываясь от пушки, прорычал в ответ: «Не мешай!»

Боцман был совершенно ошарашен таким ответом обычно беспрекословно исполнительного кочегара, но тут в дело вмешался командир, отправивший Назарова руководить ремонтом трехдюймовки, а на баковое орудие велевший выделить двоих матросов для подачи снарядов.

Когда не нужно стало отвлекаться на подтаскивание снарядов, выстрелы участились. Поэтому концевой японский миноносец, наглотавшись полуторакилограммовых 47-миллиметровых русских гранат, не смог уйти из-под огня. В итоге он был добит торпедой на виду у почти разгромленного нашего миноносного отряда, как только «двести девятый» смог дать ход. Остальные японцы к этому времени уже совсем пропали из вида, уйдя в сторону Сасебо.

Уже после боя лейтенант Ломан спросил у Храпова: «Где ж ты так стрелять научился?»

Ефим ответил, немного смущаясь: «Дык с такого расстояния с лодки из берданки гуся взять можно. Это не ружье, конечно, – с этими словами он нежно погладил казенник уже тщательно почищенной и протертой пушки, – но и гусь пожирнее будет. Охотник я. Сибиряк. И отец у меня охотник. И дед охотником был. У нас в деревне все охотники».

К вечеру о Храпове и его «стрельбе по гусям» уже знали на всей эскадре, а миноносец № 209 матросская молва перекрестила в «Сибирского стрелка».

* * *

Встретившие русских на южных подступах к Сасебо японские миноносцы после израсходования торпедного боезапаса были вынуждены отойти для перезарядки. На максимально возможной скорости, обогнув Какиноуру, Осиму и банку Араидаси с запада, они вошли в залив и приблизились к плавбазе миноносцев «Карасаки-Мару».

Однако, едва успев встать к ее борту, пришлось снова идти в бой, так и не приняв торпеды. Только оба истребителя, имевшие запасной комплект в пеналах на палубах успели перезарядить аппараты до неожиданного появления в канале русских эсминцев. Все прочие были вынуждены надеяться лишь на свою артиллерию, хотя торпеды для них уже успели поднять из трюма парохода и привести в боевое состояние на палубе.

Это обстоятельство очень скоро стало роковым для «Карасаки-Мару» и миноносца № 47, замешкавшегося с отдачей швартовых и потому оказавшегося слишком близко к плавбазе, когда на ней от русских снарядов детонировали уложенные на палубе самоходные мины, а потом и весь остальной ассортимент в трюмах.

Пароход буквально разнесло на части серией последовательных взрывов. А миноносец, получив тяжелые повреждения от взрывной волны, был сразу осыпан тяжелыми обломками судна. Некоторые из них пробивали тонкую сталь не только бортов и палубы, но и днища. Потеряв ход и большую часть своего экипажа, он, медленно погружаясь, сдрейфовал до отмели под восточным берегом бухты Таварата и там затонул на глубине трех метров. Над водой торчали трубы и часть надстроек.

Все остальные мало пострадали либо вообще не получили повреждений от этого грандиозного фейерверка и смогли принять участие сначала в спонтанной лобовой атаке, окончившейся неудачей. А затем в еще одной с фланга, также безуспешной. Плотный огонь русских отжал японцев обратно на исходную позицию к северу, вынудив держаться в дыму. Но затем в следующей, уже хорошо организованной и скоординированной с помощью постов наблюдения фланговой атаке они смогли остановить рвущиеся в залив следом за крейсерами русские номерные миноносцы.

Получив информацию с командного пункта укрепленного района Кого о входе в пролив русского отряда, оставшиеся три корабля из 5-го отряда и три из базировавшегося в Сасебо двадцать первого, ведомые обоими истребителями, атаковали с левой скулы начавшие появляться из дыма во входном канале русские миноносцы.

Успеху атаки дополнительно способствовала открытая русскими незадолго до этого стрельба, позволившая обнаружить их по звуку, а потом и вспышкам дульного пламени. К тому же сказалось численное превосходство японцев и тот факт, что русские вступали в бой не все сразу, а по одному два корабля. Так что японцы имели возможность встречать каждого нового своего противника сосредоточенным бортовым огнем.

В результате, когда часто стреляющая японская миноносная колонна пересекла курс русской, полностью смяв и смешав ее, а оказавшиеся во всеоружии истребители ушли к востоку, чтобы там еще суметь достать оба русских крейсера, втянувшихся в перестрелку с батареями, все вновь вошедшие в Сасебский залив русские миноносцы либо уже вообще не имели хода, либо едва могли передвигаться. Их боеспособность также резко упала, и на обстрел они отвечали всего из одного орудия или только пулемета каждый. А некоторые вообще безмолвно дрейфовали по воле волн и ветра.

Видя это, начальник двадцать первого отряда миноносцев капитан-лейтенант Сираиси отправил корабли с номерами 17 и 19, имевшие по одному заряженному носовому неподвижному минному аппарату, чтобы добить русские крейсера. Но уже после их ухода выяснилось, что оба имеют повреждения от осколков и волн в носу, сделавшие непригодными к стрельбе как сами аппараты, так и мины в них.

Получив доклады об этом, командиры «семнадцатого» и «девятнадцатого» не стали возвращаться к отряду, а под берегом пробрались в базу и встали для срочного ремонта и пополнения боезапаса к пристани минного арсенала. Ни у кого не было сомнений, что даже без торпед остававшихся у входа четырех миноносцев вполне достаточно, чтобы быстро прикончить едва живых их русских собратьев.

В этот момент поле боя у выхода из канала в залив снова заволокло дымом, дав русским передышку.

Миноносец № 40, потеряв свои цели из вида и сочтя их уничтоженными, также двинулся следом за истребителями в Сасебо, надеясь там пополнить свой торпедный боекомплект.

А оставшиеся № 25 и 39 из пятого и № 48 из двадцать первого отрядов продолжили добивать подранков, пока не был получен приказ немедленно следовать в порт. Двух ближайших миноносцев хотели прикончить, стреляя в упор, но неожиданно наткнулись на очень точный ответный огонь, что вынудило Сираиси начать отход, отказавшись от этой идеи, предоставив врагам возможность спокойно затонуть самим. Причем во время отхода миноносцы снова потеряли из вида друг друга и противника в густом дыму. Два из них позже также пришли в Сасебо. Причем № 25 имел значительные повреждения и полностью разбитую артиллерию, а № 48 так и не вернулся. Обстоятельства его гибели стали известны уже после войны, из описаний этого сражения со слов русских моряков.