Принц вечности - Михаил Ахманов

– А если они не согласятся?

– Уговори их, родич! Уговори, ибо выхода у нас нет. Угрожай и обещай; яви им на выбор меч и медовую лепешку, сосуд с ядом и чашу с вином… И помни: брат твой Джиллор и я говорим твоими устами! Если хочешь, я вручу тебе послание в знак нашего совета и союза.

Дженнак покачал головой.

– Не нужно. Стоит мне надеть убор из белых перьев и появиться в Лимучати, как про наш совет и союз узнают и Ах-Шират, и Одо'ата. Их лазутчики вьются у одиссарских кораблей, и кто бы ни высадился с них, тащатся следом. Говорил ли тебе о том Чааг Чу?

– Говорил. Пусть вьются… Ах-Шират не глуп и понимает: если подружились гриф и ворон, то соколу с кецалем тоже есть о чем потолковать… Ну, если ты согласен, сегодня пошлю я двух птиц, в тасситские степи и в Коатль; напишу, чтобы отправляли вождей на совет, и чтобы вожди те были из светлорожденных, равные тебе коль не умом, так кровью.

Место встречи обсуждать не приходилось; по давней традиции им являлся Цолан, и близость храма Вещих Камней напоминала соперникам о богах и о божественных советах хранить мир и достигать согласия. К тому же всякий договор, заключенный на земле Юкаты, почитался священным, и текст его вырубали на гранитных колоннах дворца цоланского правителя. Гранит был тверд, а труд - нелегок, и потому священные договора отличались краткостью, считавшейся большим достоинством: меньше слов, яснее смысл и нет поводов для уверток.

– Я смогу прибыть в Цолан ко Дню Ореха или Ясеня, - сказал Дженнак, прикидывая, сколько времени займет возвращение в Боро и плавание из Лимучати к юкатским берегам.

– Не торопись! Тасситы будут добираться вдвое дольше, если только их посланец не сидит сейчас в Коатле. Окажи мне честь, будь моим гостем несколько дней, поживи тут, - Чантар широким жестом обвел террасу, - познакомься с моими сыновьями… Мы можем встречаться с тобой каждый день, и я думаю, ты успеешь расспросить меня о многом.

– Но об одном - прежде всего. - Дженнак остановился у пруда и посмотрел вниз. В хрустальной глубине, лениво пошевеливая плавниками, скользили пестрые рыбки, а под камнем, у самого дна, сидел большой краб, будто воин в пунцовом доспехе, вытянувший перед собой двузубые копья клешней. Тень Дженнака упала на воду, и краб проворно юркнул в свое убежище. Он, видно, знал поговорку тайонельцев, лесных воинов: приглядывайся, прислушивайся, принюхивайся и не забудь, где торчат ближайшие кусты.

– О чем же ты желаешь спросить, родич? - голос Чантара прервал затянувшееся молчание, заставив Дженнака поднять голову.

– Почему ты позвал меня, а не брата Джиллора? Ведь он правит в Уделе Одисса, и он из тех владык, коим не отказали боги ни в разуме, ни в силе. Ты мог бы встретиться с ним в Цолане или здесь, в Инкале… Но ты позвал меня, позвал из Бритайи, куда и сокол не долетит! Почему? Ты мудр, старший родич, да и я живу на свете не первый день и знаю атлийцев и тасситов - глядел на них поверх щита и под знаками мира. Однако можем ли мы говорить за всех и решать за всех? За твоих сыновей и наследника Цита-Ка, за Джиллора и Даркаду, за Сеннам и Тайонел, за кейтабцев и Ренигу? Что дает нам такое право?

Лицо арсоланского владыки вдруг изменилось, будто мелькнула на нем тень былого - такая же, какую подмечал Дженнак в глазах старого Унгир-Брена. Теперь они были похожи: странники, одолевшие долгий путь, где гладкие дороги радостей сменялись кривыми тропами неудач, разочарований и потерь. И от этого странное чувство охватило Дженнака; казалось, явился перед ним мудрый аххаль, и скажет он сейчас нечто важное, нечто такое, что объяснит ему, Дженнаку, все тайны, все скрытые цели, все повеленья судьбы и смысл надвигающихся перемен.

Губы Че Чантара дрогнули.

– Право? Ты говоришь о праве, родич? Не право, долг! Долг повелевает нам говорить за всех, и решать за всех, и заботиться о грядущем. Таков долг кинну; а их в мире всего двое - ты и я!

Интерлюдия пятая. Власть

Был мир, были боги и были люди - и боги, в благости своей, даровали людям многие уменья, из коих первым являлось искусство управлять и властвовать. Ибо владыки - как светочи во тьме; ведут они за собой племена и народы и заботятся о том, чтоб путь был ровен и проходил в местах благодатных, где каждый подданный может сыскать пропитание, и тростник для стен хижины, и полотняную ткань для шилака, и горсть перьев для украшения одежд. Но пути, ведущие к тем благодатным местам, временами пересекаются, и тогда владыка решает, отступить ли ему, совершить ли обход или сбросить загородившего дорогу с крутой насыпи. Жизнь и смерть человеческая в руках владык, и тень их длинна, как след анаконды в стоячих водах.

Власть же их должна быть крепкой, защищенной от посягательств изнутри, от удара в спину, от неповиновения и предательства. А такой властью наделяют лишь боги; и лучше, чтобы подданные не сомневались в ее божественном происхождении и видели доказательства того в неких чудесах - в долгой ли жизни правителя, в особых ли его талантах, в целительном прикосновении или в том, что он сын божий, призванный решать, карать и награждать. Так что Кино Раа явили предусмотрительность и мудрость, решив, что владыки должны вести род свой от самих богов и отличаться долголетием, быстрым разумом и не подверженной старению плотью.

Однако во времена Пришествия в Эйпонне не было многочисленных народов, а лишь племена и кланы, по большей части кочевые, имевшие своих старейшин и вождей, накомов и шаманов, предводительствующих в мирное и военное время и общавшихся с духами. Власть их тоже была крепка; могли они не подчиниться сразу верховному вождю и лишь с течением веков привыкли бы к мысли, что есть среди них первейший и наиболее могущественный. Понимая это, Кино Раа позаботились о двух источниках правления, сделав так, что один из них с годами мелел и иссякал, а другой прибывал и разливался широким озером. Над Кланами в каждом из Великих Очагов властвовали вожди-сахемы, и первые из них сделались советниками сагамора; совет же их назывался в разных странах по-разному: в Одиссаре - Кругом Власти, в Тайонеле - Тропой Мудрейших, в Коатле - Нефритовым Столом и другими пышными именами. В державе Одисса входили в совет знатных вожди сесинаба, ротодайна, кентиога и шилукчу, а сагамор, происходивший из Клана хашинда, считался его сахемом и верховным правителем всех Пяти Племен.

Таков был первый источник власти, объединявший людей по их принадлежности к Кланам, и люди те были в основном охотниками, рыбаками и собирателями плодов и жили в селениях или кочевали в лесу и на морском побережье. Но всякий желавший того мог покинуть своих соплеменников и присоединиться к Очагу - не к Великому, обозначавшему державу, а к Малому, к союзу или братству, где род и Клан значения не имели, а важнейшим считалось занятие человека. Малые Очаги во всем подчинялись сагамору, и ставил он во главе их сыновей и родичей, также входивших в совет, и то был второй источник власти - тот, что с годами прибывал, а не мелел. И так случалось повсюду, ибо вчерашний охотник сегодня делался гончаром или воином, строителем дорог или гребцом, а иногда жрецом или чиновником сагамора. И совершалось это с той же неизбежностью, с какой Глаз Арсолана всходил над Бескрайними Водами и опускался за пиками Западных Гор.